Ксюша Федотова

Создается образ внутренней множественности состояний, которые существуют одновременно, рядом друг с другом, а усилия в ощущениях движутся, как солдаты в шеренге, один подле другого. Это и есть пространство внутри нас, мы его ощущаем для расположения образов внешних вещей. “Пространство есть то, что дает нам возможность различать многие тождественные и одновременные ощущения: это, таким образом, принцип дифференциации, отличный от принципа качественной дифференциации. Следовательно, это реальность без качества...

Решающий опыт Пастер сделал в 1848 году в работе над кристаллами паравинной кислоты (паратартратов). По своему химическому составу и свойством, как и внешнему виду кристаллы паратартратов были похожи во всем на кристаллы винной кислоты (тартраты), они имели сходную форму и одинаковый скос на одной из граней, что называется гемиэдрия. Различие состояло только в одном. Растворы паратартратов не вращали плоскость поляризации, иначе говоря, были оптически неактивны, а тартраты – отклоняли поляризованный луч, то есть были оптически активны...

Дарвин во всем расходился со своим предшественником и его эволюционная теория оказалась более обоснованной и более известной, но в данном пункте, наверное, единственном, он соглашался с Ламарком. Да, писал он, “наш разум не может охватить полного смысла, связанного с выражением “миллион лет”; он не может подвести итог и усмотреть конечный результат многочисленным незначительным изменениям, накоплявшимся в течение почти безграничного числа поколений”. (Дарвин, 1936,). Таким образом, описательное естествознание девятнадцатого века достигло, кроме всего прочего, двух больших результатов...

Понятие об относительном времени запечатлелось прежде всего в исследовании земных слоев, как и догадывался Ломоносов. Пока лишь интуитивно виделась в слоистой толще и ее строении большая, не выясненная в деталях, но явно масштабная содержательная картина процессов, которые издревле формировали земные естественные тела и комплексы. Возникла мысль об их естественном зарождении, развитии как твердого и прочного образования, и начались попытки сравнить, выяснить относительный возраст различных формаций, на что наталкивала простая аналогия с жизнью человека и животных...

И некогда единый, объяснимый и согласованный во всех своих проявлениях мир в представлении обычного образованного человека раздвоился, побежал по двойному рельсовому пути. И каждому в меру его разумения об истине представлялась суровая обязанность самому найти способ сочетания или связи научных идей, которым его обучали в школе, которые доказывали свою изумительную, не требующую насилия над умом правильность с его религиозным, отстаивающим целостность мира сознанием. И большинство никак не решало эту задачу, просто противопоставив научный и религиозный способы постижения мира...

Кант в гордом одиночестве, по сути дела, но твердо, навсегда и бесповоротно присоединяется к идее Ньютона о не принадлежности времени и пространства к материальному миру и всем его движениям. И здесь надо иметь ввиду, что поскольку он везде говорит о чистом и квалифицированном познании, а последнее есть измерение объектов и процессов посредством величин, то формы этих величин вносятся в науку человеком (ученым, а не человеком вообще) на основании интуитивно понимаемого, т.е. текущего до всяких материальных движений времени и существующего до всяких внешних материальных объемов пространства...

Чтобы вникнуть в порожденную Ньютоном умственную конструкцию, надо принять во внимание всю духовную атмосферу той эпохи вообще и мировоззрение его в частности. Удивительно, но только сейчас в общем-то, история науки дошла, начинает доходить до этих находящихся вне науки “конечных” причин, которые вовсе и не скрываются Ньютоном, наоборот, легко читаются в его произведениях, хотя и не входят в научную аргументацию. Ньютон четко различает границу: он устанавливает аксиомы движения и на них строит здание...

Иногда кажется, что в общем строе “Начал” определение времени совсем не обязательно. Без определения, что такое масса или количество движения, обойтись решительно невозможно. Но зачем определять время? Разве недостаточно того “определения”, что дал Галилей: время – явление общепонятное, то есть нечто всем общее, что измеряется часами? И кстати, поначалу Ньютон напоминает читателям об этом общем мнении. “Время, пространство, место и движение составляют понятия общеизвестные”, – говорит он в самом начале своей книги...

Маленький шаг Галилея заключался в формализации использования времени. Он свел его к очень простому, зато не имеющему исключений правилу. Формализация, как известно, начинается с некоторых совершенно точных, не допускающих исключений положений, аксиом или постулатов. А уже из них должны следовать с неизбежной, абсолютной закономерностью по логическому умозаключению теоремы, универсальные правила Вот эти аксиомы: “I. Расстояние, проходимое при одном и том же равномерном движении в более продолжительное время – больше, нежели в менее продолжительное время...

В порядке платоновского творения Демиург образует стихии или рода: землю, воду, воздух и огонь, из которых и формирует бренные тела. У него в наличии есть вечные идеи, образцы, согласно которым он это делает. Иначе говоря, Демиург упорядочивает стихии при помощи “образов и чисел” (Платон. Тимей, 52 d). Но между идеями (или умом) и движущимися вещами, носящими те же имена, что и идеи (то есть мнениям), соединенными с нашими ощущениями, расположено некое средство, или промежуточная ступень. Этот посредник есть не что иное, как пространство...