Валентина Стреляева

–Ребята, вы где? Это я, Тигги,– вопросила я громким шепотом, нарушив мертвую тишину, царящую в павильонах. Струйка морозного дыхания вырвалась из моего рта и тут же бесследно растаяла в темноте.– Я пришла. Вам нечего бояться. Вы здесь в полной безопасности, а я буду рядом с вами. Обещаю!Замолчала, прислушиваясь к ответной реакции. Должны же они хоть как-то отреагировать на мой голос. Не отреагировали. Я обшарила все четыре павильона, время от времени окликая животных по имени, с тем же нулевым результатом. Проторчала в вольерах до тех пор, пока не почувствовала, что уже начинаю коченеть от холода...

При этих словах Марселла выразительно вскинула брови и исчезла в доме. А я осталась сидеть на солнышке, размышляя обо всем том, что мне только что поведала Марселла. «Просто невероятно,– думала я.– Ведь я предполагала, что поиски Ангелины отнимут у меня кучу времени, что я вообще могу не отыскать ее, а тут все так просто». Ангелина живет по соседству с тем домом, на террасе которого я сейчас сижу.«Может быть, это все от того, что в последнее время твоя жизнь, Тигги, и так изобиловала всякими осложнениями, и ты заслужила небольшую передышку…»Я снова встала и направилась к воротам, открыла их, потом повернула влево и сделала несколько шагов вниз по петляющей тропинке...

В первую среду после кровопролития в Литве “Московские новости” вышли в черной траурной рамке: на восьми страницах газеты рассказывалось о событиях в Вильнюсе. На здании редакции вывесили флаг с черной лентой; на дверь прикрепили плакат: “Кровь, пролитая в Литве, – это наша кровь”. Главный материал выпуска, с фотографией молодого человека, поднявшего литовский флаг перед советским танком, вышел под заголовком: “Преступление режима, который не хочет уходить со сцены”. В статье говорилось: “После кровавого воскресенья в Вильнюсе много ли осталось от того, что мы так часто слышали от президента в последние годы: «гуманный социализм», «новое мышление» и «общеевропейский дом»? Не осталось ничего”...

— Ладно, Чарли, спасибо за комплимент. Сворачивай тему.Он фыркнул.— Значит, да? Ничто человеческое нам не чуждо? Чувак твой, значит, тот еще жеребец. Когда я радостно впорхнула в вестибюль своего дома и провальсировала мимо консьержа, Фрэнк сидел на телефоне. Увидев меня, он чуть не выронил трубку.— Обожди-ка минутку, пожалуйста, — сказал он собеседнику на другом конце провода. — Кейт! Давно не виделись!— Привет, Фрэнк. Заскочила на минутку забрать кое-какие вещи. Брук дома?— Не видел, чтобы она уходила. Ключ-то у тебя есть?— Да, конечно. Еще увидимся.Мне показалось, он хотел сказать мне что-то еще, но потом лишь пожал плечами...

–Вполне возможно, людям, привыкшим жить в таком богатом городе, как Нью-Йорк, этот дом покажется слишком уж затрапезным, но…–Сеньор, мне ваш дом очень нравится, хотя, конечно, тут нужно будет приложить руки, чтобы все отмыть, отдраить и привести в божеский вид. А еще мне придется научиться водить машину!– рассмеялась в ответ Мария.– Но и то и другое вполне нам по силам, верно?– Она энергично тряхнула головой, снова направилась на террасу и краешком глаза увидела знакомые очертания над своей головой. Слегка вытянула шею влево и задрала голову вверх. Вдалеке явственно просматривались контуры величественной Альгамбры...

Ее тело было теплым и тонким.Он помнил, что в четыре года боялся этой высокой деревянной штуки. У каждого из остальных были собственные взаимоотношения с этим предметом, но Клэй видел в нем что-то не свое.Когда она играла, он подходил и клал голову.Ее худые, как палки, бедра принадлежали ему.Что касается Майкла Данбара, нашего отца, то Клэй помнил звук его машины – зимними утрами. Возвращения в сумерках. Запах тяжкого труда, долгих часов, кирпичной кладки.С событий более поздних, известных как Дни Полуголых Обедов, Клэй запомнил отцовскую мускулатуру: ведь кроме работы на стройке Майкл иногда – как он сам это называл – отправлялся в камеру пыток, то есть на отжимания и качание пресса в гараж...

–Это вымысел. Но он должен стать правдой, иначе не случатся многие вещи, которые должны случиться. Верь мне, скажи, что это ложь. И воплоти ее в жизнь.Шепот смолк, и только легкое шевеление справа выдало Дофина, с кошачьей ловкостью вернувшегося на свое место. Похоже, никто, кроме Ферзя, этого не заметил. Если уж Дофин рискнул грубейшим образом нарушить правила игры, значит, он действительно что-то знал, и этой действительно было очень важно. Что ж, по крайней мере, Ферзю не придется ставить на кон что-нибудь ценное. Он громко заявил, что считает историю Анчара вымыслом. Тот несколько секунд молчал,...

–Всем добрый вечер,– услышала я голос Кэла. Он стоял на пороге, весь с головы до ног запорошенный снегом. Ни дать ни взять, самый настоящий снежный человек.– Надеюсь, я не очень помешал?– поинтересовался он с самым невинным видом.–Совсем не помешал!– крикнула я, бросаясь к нему навстречу.– Зед как раз уже уходит. Ведь правда же, Зед?–О, если только из-за меня, то можете не спешить. Извините, если я все же помешал. Из-за это снегопада пришлось бросить машину прямо посреди дороги и тащиться добрых пару миль на своих двоих. Чертовски замерз! Хорошо бы сейчас чашечку горячего шоколада для сугреву....

Уорвик на мгновение замер, пристально глядя на меня.— Женщины вроде вас…— Все, достаточно. Это невозможно уже терпеть даже ради его блага. Так что ладно, давайте сойдемся на том, что мы друг другу изначально не нравимся. Других вариантов я тут не вижу. Однако — пожалуйста! — можем мы хотя бы опустить нашу взаимную неприязнь и поставить на первое место интересы Джулиана.— Во благо капитана Эшфорда самое первое — чтобы вы как можно быстрее исчезли из его жизни.— Да нет же! — воскликнула я, ткнув пальцем ему в грудь. — Это в ваших руках благополучие Джулиана. Потому что именно вы впоследствии предадите его...

Руки у меня дрожали от гнева и от того, как спокойно она при этом ела.—Моя мать накажет тебя за такие слова!Она, кривляясь, передразнила меня, а потом сунула в рот маринованную редиску и захрустела ею, даже не потрудившись закрыть рот.—Если ты чистых американских кровей, то и мы все тоже. Правда, сестрички?Другие красавицы и их горничные вяло пытались заставить ее замолчать.—Ты грязная дырка!— выпалила я.Она нахмурилась:—В чем дело, мелкая дрянь? Тебе так стыдно быть китаянкой, что ты не узнаешь себя в зеркале?Остальные опустили глаза. Две куртизанки искоса переглянулись. Пышное Облако положила ладонь на руку Туманного Облака, умоляя ее прекратить...