Юлия Кауним

Она бы снова взмолилась, потому что чувствовала, что выигрывает в этом борьба: ее инстинкт-тот безошибочный инстинкт женщины, которая любит и чувствует себя любимой-сказал ей, что на протяжении бесконечно малого долю времени его железная воля была склонна подчиниться, но он остановил ее умоляющим поцелуем. Затем произошла перемена. Подобно гигантской волне, уносимой приливом внутрь, его бурные эмоции казалось, она внезапно разбилась о скалу самообладания. Был это звонок от лодочников внизу? отдаленный...

"Я должен идти, дорогая", - сказал он немного погодя. «почему? Почему? - упрямо повторила она. "Значит, я ничто? Это моя жизнь ни в коем случае? Мои печали? Мои страхи? Мои страдания? О!" - добавила она с яростная горечь: "Почему это всегда должны быть другие? Что такое другие для тебя и для меня, Перси?... Разве мы здесь не счастливы?... Разве ты не выполнил до конца этот добровольно возложенный долг перед людьми, которые могут быть ничего для нас?... Разве твоя жизнь не в десять тысяч раз дороже...

"Нет! дорогая моя! - сказал он, - но ваша светлость поразительна.... Закрыть а смертельная ловушка для вашего покорного слуги?... Нет! правящие граждане Франции придется быть очень активными и очень бодрыми, прежде чем они преуспейте в том, чтобы украсть у меня марш.... Черт возьми! но мы дадим им возможность на этот раз захватывающая погоня.... Нет! маленькая женщина, не бойся!" - сказал он с внезапной бесконечной мягкостью: "эти проклятые убийцы не поймали меня пока." О! как часто она так боролась...

Бесконечная усталость, казалось, свинцом давила на самой ее душой. Это казалось таким непохожим на любое другое расставание, которое имело волей-неволей так было в течение прошлого года. Присутствие Шовелена в ее хаус, очевидное планирование этого отъезда во Францию, заполнило ее с предчувствием, нет, почти уверенностью в гигантском и смертоносном катаклизм. Ее чувства начали кружиться; она, казалось, не видела ничего очень отчетливо: даже любимая форма приобрела странную и призрачную форму. Теперь он выглядел неестественно высоким, и между ней и его...

Хотя ночь была звездной и благоухающей, было необычайно темно, и тщетно Маргарита напрягала зрение, чтобы разглядеть ту лодку, которая уносила его теперь так быстро: она напрягла слух, смутно надеясь уловить последнее, затяжное эхо его голоса. Но все было тишина, если не считать этого монотонного хлопка, который, казалось, бился о нее сердце, как ритмичный похоронный звон. Она отчетливо слышала весла: их было шесть или восемь, она мысль: конечно, не меньше. Вероятно, восемь гребцов, что означало большая лодка и, несомненно, более длительное путешествие...