Мирон Епифанов

На белоснежном лайнере я прошел к чифу, то есть старшему помощнику капитана, и представился. От чифа на судне зависит все. Капитаны витают слишком высоко над грешной землей и святым морем, чтобы от них была реальная помощь в судовом быту. Это я пишу для всех спецкоров «Литературки», делюсь опытом. Естественно, что я получил в полное распоряжение двухместную каюту, а коллеги остались в таких каютах по двое. И это вызвало ко мне нездоровый интерес. Но когда коллеги узнали, что я на командировку получил восемьдесят пять рублей, то утешились. Я распаковал чемодан. «Эрика» оказалась разбитой вдребезги...

Известно, что интеллигентный человек, оставшись без брючного ремня или подтяжек, сразу превращается в гопника. Потому эти вещи в милиции отбирают первыми. Я чувствовал себя неловко в редакции газеты. А там еще сидел столичного, лощеного вида мужчина и орал по телефону в Москву: – Белоснежный! Понимаете, белоснежный! Да-да! Как чайка! Птица такая, птица! Белоснежный, как чайка, лайнер «Вацлав Воровский» застыл у причала… Повторите!.. Я представился, придерживая брюки. – Еще один корреспондент! – всплеснула руками секретарша. – А что, нас уже много? – Журнал «Турист», «Вечерняя Москва», «Неделя»… Я не собирался показывать, что «Литературка» способна бояться конкурентов...

Вираж. Еще один вираж. Жжих! – мостик через ручей. Роща. Тень и свет на ветровом стекле. Вжжих! – встречная машина. Опять вираж. Стадо баранов, бредущее вдоль правой обочины. Дисциплинированные бараны второй половины двадцатого века. Можно не бояться, что какой-нибудь молодой баран метнется на шоссе. Девчонка лет пятнадцати позади стада с длинным бичом в руках. Бич взлетает над ее головой и косо падает поперек шоссе, под колеса машины. Близко проносится озорное лицо. Она хохочет. Ей весело кидать бич под колеса встречных машин. Еще несколько секунд в зеркальце видно стадо баранов и девчонку. Она машет рукой...

Да, утром, когда я встал и пошел купаться на горные озера, мне хорошо было оттого, что ничего такого не вышло. Это вечером можешь делать глупости. А утром ты уже другой. Я сиганул в озеро с разбега. Столетние дубы еще спали надо мной, тень их была холодна. И вода была холодна. И, согреваясь быстрым брассом, я опять подумал о том, как великолепно, что свет потух и ничего не вышло. Это все-таки главное – чтобы ничего такого не вышло. Я, конечно, боялся увидеть Франциску. Но когда я уже защелкивал саквояж, она постучала и вошла в номер. Я показал ей на лампочку и развел руками. Она кивнула. Я взял саквояж и протянул Франциске руку...

Я знал, что она ждала. Между нами нечто случилось, когда я вызвал ее в номер, нажав кнопку на дощечке под силуэтом девушки в фартучке. Надо было погладить брюки. И пришла Франциска. Чтобы показать горничной необходимость погладить штаны, берешь их в руки, скорбно смотришь на них, качаешь головой, вздыхаешь, затем ослепительно улыбаешься – и разговор окончен. Она улыбается, берет штаны, делает книксен у дверей и исчезает. Через полчаса теплотвердые брюки приятно ломаются на твоих коленях, когда опускаешься в кресло. И, кстати говоря, только в эти короткие минуты ты не забываешь поддергивать их, садясь...

– А я обхожусь без очков. Мода. Наши бабушки отлично без них обходились. – У меня западногерманские, уже четвертый год… – Поляки тоже делают хорошие… – Нет, у французов самые элегантные. – Меня они успокаивают. – А меня не всегда… Черт-те знает, подумал я, обсасывая куриную косточку. Еще действительно в драку попадешь. Как бы чего не вышло… А как теперь не пойти? Чепуха какая… Конечно, пойду. Ерунда все это, но как бы чего не вышло… – Надо требовать у администрации вино! Видите: американцам подали вино, а нам только воду… – Действительно, в Венгрии дают вино, а здесь только воду. – У меня от этой воды живот болит...

Мне надо было взять ее за уши и поцеловать. Но вместо этого я кивал своей пустой башкой, потом повернулся и пошел в отель: время ужина уже заканчивалось. Ужин был нужен мне как прошлогодний снег. Но почему-то я давно привык вести себя не так, как хочется, как естественно вести себя, а наоборот. Меня ждал ужин в ресторане, и я пошел его жевать… Я думал о Франциске и слышал разговор: – Можно посмотреть в ваши темные очки? – Пожалуйста, а я посмотрю в ваши… – Вы зимой носите очки? – Я не люблю зеркальные стекла. – Зеленоватый цвет лучше. – Как вам сказать… Не знаю, чего я ждал от нашей встречи с Франциской...

Засвистеть какой-нибудь твист, обнять ее за плечи, и пошелестеть деньгами в кармане, и пригласить в кабачок. Денег у меня была куча – четверть миллиона динаров, и я знать не знал, куда их спустить, потому что через неделю должен был быть уже в Будапеште. Красивая жизнь… До чего эта жизнь влечет нас, пока мы не выигрываем лотерейный билет и не попадем в нее сами. И тогда оказывается, что все это ерунда. И уже через десять заграничных дней тебя тянет назад. Даже если свободно ездишь по прекрасной южной земле на машине. Я, конечно, не обнял ее за плечи и не стал насвистывать твист. Мы шли по узкой...