Сима Гризодубова

История повторялась. Собравшись с духом, я стал тихо повторять: Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе/Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе. Молитва сама лилась из моего сердца. И тогда, так же, как в тот день, когда меня уносила Ганга, я постепенно начал ощущать спокойствие, исходившее из непостижимой силы мантры, и внутри пробудилась отрешенность. Я обрел способность взглянуть на эту змею не как на врага, а как на своего брата. Имя Бога рассеяло все мои страхи. Я обрадовался. Прошло несколько минут. Змея посмотрела мне в глаза, а затем, медленно отвернув голову, скользнула назад в кусты...

Вскоре я покинул Ман-Гарх, однако время от времени я возвращался туда, чтобы пожить с Рамешем Бабой. Во время жаркого индийского лета температура воздуха на вершине горы, где обитал Баба, доходила до пятидесяти градусов по Цельсию. Зима же была холодной, с заморозками. У Рамеша Бабы не было ни вентилятора, ни обогревателя, однако он продолжал спокойно повторять святое имя Бога, медитируя на Кришну днем и ночью. На горе не было никаких удобств, и отправление естественных потребностей предполагало прогулку в лес с небольшой железной чашей с водой. Присев на корточки, мы справляли нужду, а затем омывались принесенной водой...

Баба продолжал спокойно сидеть, не проявляя никакого интереса к происходящему, пока шайка не убралась восвояси. На следующий вечер один из последователей Бабы из соседней деревни рассказал нам, что бандиты угрожали уничтожить и его семью. Я знал, что убийства в этих глухих лесах — дело обычное. Но Рамеш Баба не проявлял никакой тревоги. «Я повторяю имена Бога и пою киртан, исполняя волю святых людей и писаний, — сказал он мне. — Главное, чтобы Господь был доволен мною. А так, мне все равно, что со мной сделают». Баба, как ни в чем не бывало, продолжал каждый день петь киртаны. Я понял, что подобная...

Однажды, когда мы постучались в какой-то дом, мать семейства стала трубить в раковину, созывая всю семью вернуться с полей, где они трудились. Вскоре вся семья была в сборе, и в нашу честь они хором исполнили прекрасный киртан. Отец играл на фисгармонии и вел киртан, его сын лет десяти искусно стучал в долах, двусторонний барабан, другой малыш подыгрывал на ручных тарелочках, а вся женская половина хлопала в ладоши и радостно пела. Спустя двадцать минут, когда киртан кончился, они поместили перед моим напарником священное писание и потребовали прочитать что-нибудь из этой книги. Сакхи Шаран Баба...

В один из тихих вечеров, когда мы сидели при мерцающем свете керосиновой лампы, я спросил у Рамеша Бабы, почему он оставил свою столь успешную карьеру проповедника. В ответ он лишь возвел глаза к небу, всем своим видом давая понять, что ему неинтересно говорить о себе. «Но раз уж ты спросил, — сказал он, — мне следует ответить». Он потупил взор: «Мои проповеди посещали тысячи людей, но сердце мое тосковало по любви к Шри Радхе. Она звала меня». На лицо Рамеша падали мерцающие отблески золотистого пламени лампы. Вглядываясь в пламя, он продолжил: «Поэтому я оставил карьеру проповедника и отправился во Вриндаван, где на холме Говардхана обрел гуру...

Мальчик лет семи ухватил мою руку своей маленькой ручонкой и потащил на крышу, где они вместе с приятелями соорудили собственный алтарь, похожий на небольшой шалаш из вязанных пучков соломы. Внутри стояла картинка: Господь Кришна обнимает теленка. Черные, как смоль, глаза малыша радостно блестели в лунном свете. Горделиво улыбаясь, он объявил мне дрожащим от восторга голосом: «Это — мой Бог!» Я поразился тому, с какой убежденностью были произнесены эти слова. Шутливо дернув меня за руку, он убежал играть с другими мальчиками, а я остался стоять, потрясенный. Слова этого мальчугана шли из самого сердца, и в них не было ни тени тщеславия, ревности или высокомерия...

Так она выражает свою особую любовь к Нему, и Кришна приходит сюда в поисках этой любви». Глаза отшельника просвечивали меня насквозь. «Любовь покоряет Господа. Он Сам, по Своей воле, желает быть покоренным. Когда Радха будет довольна нашей искренностью, она одарит нас божественной любовью». Похлопав по пыльному полу, он предложил: «Присаживайся, пожалуйста». Он говорил на безукоризненном английском. «Радха Чаран Дас», — представился мой собеседник. Это был тот самый мудрец, которого я искал. «Но люди зовут меня Рамеш Баба», — добавил он. Мы еще немного поговорили и вышли наружу. Солнце садилось, и пылающее закатное небо заливало холмы и долины золотисто-малиновым сиянием...

Тропинка, петлявшая по волшебному лесу, в конце концов привела меня, переполненного счастьем, к священной горе, на которой обитал садху. Вечерело, и я долго вглядывался в открывшийся передо мной крутой подъем. Из последних сил я стал взбираться по плохо обтесанным красным каменным ступеням к жилищу отшельника на вершине горы. Наверху я обнаружил заброшенный, обветшавший храм. В течение некоторого времени я сидел у входа в храм, пока любопытство не заставило меня заглянуть внутрь. Как только я перешагнул за порог, в нескольких сантиметрах от меня проползла длинная змея и исчезла в лазейке в стене...