Даниил Семенов

Мы прошагали на кухню. Там отчетливо пахло узваром и коржиками. На столе, помимо шандала, пепельницы и книжки, расположилась та самая черная миска, в ней неспокойно плескалась вода, от воды шел легкий дымок, он тянул ароматом полыни и еще чем-то, знакомым и очень тревожным. — Нет-нет-нет, — сказал я и замер на месте. Бабушка остановилась и круто развернулась на ходу. Подол пледа пролетел над полом карнавальной волной, чередуя белые и черные клетки. — Цо то е, — мрачно осведомилась она, — звыкла непокора? Крывляние? — Я в воду смотреть не буду, — заявил я и шмыгнул в знак протеста. — Дурень, — беззлобно заметила бабушка...

В саду всегда полдень. Ленивый, нежаркий — только-только отцвела сирень и распускаются, неся холод и дожди, сухощавые акации. Густой, прохладный полумрак лежит над стертыми, чуть желтоватыми, давними-давними плитами аллеи. Каштаны роняют на них поздний цвет. Колышется шиповник у лестницы, источают истому далекие кипарисы. Возносит хвалу ароматом ладанник. Сад Заключенный — радуйся, Мария… Эта карта приглашает к радости и веселью. Жизнь прекрасна: вас ожидает праздник! Вас ждут друзья и близкие люди — ступайте к ним, вы нужны им. Вблизи от карты кверента означает успех в искусстве или науке, период вдохновения...

Книга — на старинной, позеленевшей от времени молескиновой скатерти, всегда закрыта. Ее красный сафьяновый переплет окован почерневшими серебряными птицами и буквами. Два тёмных фермуара подрагивают сбоку фолианта. Среди тёмных, хрупких даже на вид страниц — несколько расшитых закладок… — Так, так, — раздается из угла. — Прентко, прентко, прентко: скажи книге, жебы открылась. — Но она никогда не открывалась, — удивляюсь я. — А ты часто просил? — бабушка стоит у тахты и как-то странно колышется — будто плохая картинка в телевизоре. — Нет, — честно отвечаю я. — Но я очень хотел… — То чего ты ожидаешь? Конца святу? Нового году? Чи свою оту… Чубурашку? — Чебурашку, бабушка, — оскорбляюсь я...

Бабушка зловеще кашляет. — Дар сделал так, что я выпил того зелья, дар дал мне еще сил или усилил то, что есть — значит, дар поможет прогнать того, кто явится ночью. Вы чувствуете связь? — Так-так, — радостно отвечает бабушка. — Я вшистко[99] и чувствую, и вижу, и даже без стёкол — только то не радио, а циркус правдывый… сделал Дар. Ха! Подумай — а ежели то не Дар? Внимание ни к чему, абсолютне, то так. У тебя в голове всё завьязалось в узел. Марунарский… то морской. Что-то такое я и предполагала. Наив. Комизма. Я надулся. Бабушка расплющила останки сигаретки в пепельнице. — Ты видел ляпку? — спросила бабушка, тревожно оглядываясь...

Последней бланкой оказывается Коса: верный вестник грядущей беды. Её удел — злосчастья. Вызовы и удары, жестокость, зубная боль и глаза непреклонные — обязательно светлые. Несчастный случай, увечье, авария, ссора, спор до драки — всё это Коса и лихо рядом с нею. Если она вдали от карты кверента — то просит не рисковать, избегать и не форсить. Если совсем рядом — внезапный выход из безвыходной ситуации, потаённая дверца в тупике, молния и озарение — почти что смерть. — Понял, что показали бланки? Имеешь знание? — спросила бабушка, складывая плед уголок на уголок, в четыре раза. В квартире было тихо и тепло...

В ответ я неожиданно зевнул. В челюсти у меня хрустнул сустав. — Спать, Лесик, спать, спать, — сказала бабушка и развернула меня в сторону двери. — Я запарю шиповник и ложусь так само. — Зевнув, она пошла к плите. Звякнули подвески на бра. — Иди спать. Сегодня не случится ничего интереснего. Гарантую, — повторила бабушка. Как всегда она похлопала рамами, досыпая в выставленные между ними синие хрустальные плошки соль. «Жебы не змерзали окна…». В соседнем подъезде кто-то бессонный, наслушавшись синкопов от Вороновских, робко постучал по трубам. — Так всё-таки про боль, — вспомнил я черный плащ Всадника и гулкий топот его коня...

Бабушка подходит ближе, рассматривает скрученный спиралькой предмет. — То не штопор, — говорит она. Я сажусь на тахту и массирую ногу. — То карниза… — Карниз? — удивляюсь я. — Ага, он. Тот, что был у цю… в кладовке, — отвечает бабушка и поднимает кусочек металла с пола. — Полюбуйся, что ты с ним утворил. Нет, ты посмотри, посмотри, какой он стал. А я его любила. Купили ещё за старые деньги. — Неужели за сестерции? — мстительно интересуюсь я. Бабушка смотрит на меня, выныривая из воспоминаний, улыбается. — Нет, за кроны, — она вздыхает. — Правда, он не подошёл. — Не все, кого любишь, подходят, — бурчу я...

В соседней Саксонии не стерпели тюрингской заносчивости и покарали Магдебург изобретением бумажных игрушек плоских и объёмных. Первые представляли собой два склеенных между собой кусочка картона с зеркально расположенным на них рисунком, слегка выпуклым. Игрушки выходили двусторонними, а для блеску их оклеивали фольгой — серебряной или цветной. Вторые — объемные, делали из картона с глубоким тиснением. От них произошли коробочки для подарков. А для того, чтобы «окончательно решить вопрос», король Август повелел все ёлочные игрушки называть «дрезденскими». Тем временем тюрингцы не дремали, и вскоре...

Бывшая верёвочка вздулась бутонами, затем напряглась и исторгла десятки маленьких вилочек, со стрекозиным жужжанием те полетели вниз, на пол. Призывая гостей, как и положено упавшим столовым приборам. Если ложка-вилка, хуже того нож — упали на пол — мы обязательно должны постучать ими, чтобы незваные гости не пришли. Вакса издала тявкающий звук и поймала ближайшую вилочку. Раздался хруст… Я сижу на лесенке в ожидании расправы, я распускаю верёвочную лиану — нить за нитью. Надо сказать заклятие создания наоборот, буква в букву, семь раз по семь, над каждой седьмой частью созданного — тогда слова утратят силу...

Можно выйти поутру во двор, к укутанным яблоням и ореху, повалиться в сугроб и размахивать руками, делая отпечаток «ангела», а потом прибежать на кухню проверить, как готовят сырник с марципанами и выпить свой стакан горячего имбирного молока. Уже привезли из лавки серебряную бумагу и позолоту для орехов и райских яблок. Распаковали Лаусские забавки — «долговечные» игрушки из толстого стекла. Какая-то из сестёр уже завернула одну из них в носовый платок. Перед этим поцеловала… наверное. А старшие братья уже развесили в комнатах гирлянды и «ланьцухи». И смеются, цепляя помандеры к карнизам. С галерейки,...