Кристина Голден

– Ты уверен, что правильно поступаешь? – спросил он. – Да, – неуверенно и грустно ответил Сапа. – Давай еще подумай, – предложил Хамовский. – Бумага пока у меня полежит. Если передумаешь, после обеда заходи. – Хорошо, – согласился Сапа… и забрал заявление. Даже вещи надоедают, не то что люди. Сапа пережил себя. Это понимал мэр, это понимал Сапа. «Финал близится, – разговаривал Сапа сам с собой. – Он не простит заявления. Из отдела по общей политике мой отдел переименован в отдел по работе с коренным населением...

КОРРЕКТИРОВКА ЛИЧНОСТИ «Даже у медали есть две стороны, что говорить о человеке?» Чтобы позлить Квашнякова, Алик придумал себе новый псевдоним – Дрожжевский. Им он подписывал материалы, подвергавшиеся изощренной редакторской правке, которая в первую очередь вычеркивала в статьях все мысли Алика, правке, которой Квашняков старался оставить в статье лишь фактуру и аргументы, выгодные власти, кое-что дописывал и сам Квашняков или его приближенные. В целом получалась мура, не имеющая ничего общего с оригиналом...

– А я понять не мог, почему Вельможнова так изменилась и из высокомерной и независимой дамы превратилась в подобострастную помощницу мэра! Вот в чем секрет! Если человек сидит на хорошем крючке, он не опасен. Кстати, недавно сам был у Хамовского. Он меня распекал с Квашняковым и самим Ворованем за статью по твоим документам. Сюрприз! Хамовский с Ворованем воевал за здание и вдруг защищает. Может, хотел показать, что я действую независимо, не по его указке… – Может. Но есть другой вариант, – подсказал Гриша...

В случае со статьей про налоговую полицию Алик ожидал примерно такого же отношения, поскольку ранг Семеныча был пониже, чем у Генерала. Хамовский казался ему добрым: посмотрит, поругает и разрешит. Но когда Алик не получил ответа на первое заявление о публикации, которое он подал официально, то понял, что в этот раз все пойдет не так, как обычно. Молчание мэра он расценил как нежелание конфликтовать с Квашняковым и Ворованем. «Зачем Хаму ругаться с Квашей, которого он сам недавно поставил редактором? – рассуждал Алик, сидя в своем любимом пестром кресле...

Начальнику для работы с людьми много слов не требуется: – Принеси вон ту хреновину. Поверни ту хреновину. Да не ту хреновину, другую хреновину. Да не так поверни, а эдак… – Я с вас, мать вашу, премию сниму! – Пошел на …! – План горит! – Вы что в штаны наложили, еле двигаетесь?! И хоть начальник растет, меняется его калибр, как у растущего гриба, но мякоть, впитавшая застоявшуюся болотину и опавшую колкость хвойных лесов, остается прежней. Алик не занимался стилистической правкой, он старался максимально...

– Да как ты смеешь?! – воскликнул он. Взгляды редакционных женщин посуровели, стыдливо потупились, а потом обвинительно устремились к Алику. – Это вы как смеете?! – отразил агрессию Алик. – Немедленно выйди из кабинета! – требовательно выкрикнул Квашняков, чувствуя, что продолжение разговора его авторитет не укрепляет. Алик вышел. «В борьбе за публикацию этой статьи все средства хороши. Воровань – самая негативная фигура из всех моих героев. Он приносил вред городу, его жителям. Люди должны знать...

В каждой структуре маленького нефтяного города велись интриги, борьба за места и деньги, поэтому до налоговой полиции никому не было дела. Статью про Семеныча новый редактор по фамилии Квашняков отправил в урну без предупреждения и вопросов. Об этом Алик узнал только тогда, когда развернул свежий номер газеты, чтобы посмотреть… – Вы сняли мой материал о налоговой полиции, – обозначил факт Алик, едва зайдя в кабинет Квашнякова. – Да, – невнятно согласился Квашняков. – Она грозит судебным иском. У тебя есть доказательства тем вещам, о которых ты пишешь?...

Поэты долго не живут, Они до срока умирают Или навеки умолкают И в огороде «план дают». Они, как вспышка средь ночи Обычной суеты и быта, Горят, пока душа открыта, И гаснут, лежа на печи. Друзья безделья, для Других, Которым все равно, что пишут, Они всегда неровно дышат, Ждут озарений дорогих… – Разве это стихи? Я воспитывался на Бунине, – говорил он пренебрежительно таким тоном, что казалось, будто о Бунине никто, кроме Лесника, и не слыхивал. Собственное высокомерие ему нравилась до тех пор, пока...

…В будущем Алик встречал много начальников, редакторов и газетных чиновников, призывавших идти на баррикады за свободу слова, бить критикой по чиновникам, но все это было не более чем словоблудие. Все эти агитаторы оставались в лучшем случае в стороне, а в худшем сами добивали того, кто откликался на их призыв. Квашняков и Хамовский в маленьком нефтяном городе были из их числа, да что там, даже чиновники из Союза журналистов России отличались теми же качествами. Нет, выпить рюмку-другую за погибших журналистов московские чиновники были горазды, но помочь...

Хамовский затаил обиду на Сапу, находившегося на грани исполнения мечты о должности главного и безапелляционного наушника, и подпустил слух, что идею идти на выборы мэра ему первоначально высказал Лесник, редактор телевидения маленького нефтяного города. Выбор героя для слуха был не случаен. По своему уму-разумению Лесник отличался приземленностью, по складу характера – воровскими наклонностями и плагиаторством. Кроме того, он являлся вдохновителем избирательной кампании противника Хамовского – Главы...