Анатолий Вассерман

– Ту, что тебе Рыжий только что сунул, – нетерпеливо объяснил Витя. – Не понимаю, о чем вы. Я вызывал Рыжего на допрос, – ответил Гриша, безотрывно наблюдая, как идут поиски. – Ничего, Виктор Николаевич, – уныло подвел итог один из сотрудников. – Ищите лучше, я сказал! – прикрикнул Витя и в сердцах со всего маха пнул один из ботинок, целя между ножек стола. Ботинок пролетел над столешницей и щелкнул о стену. У Гриши потемнело в глазах, он слегка покачнулся. Но ботинок оказался не тот. – Ищите! Что встали и вытаращились? А ты сознавайся, где взятка, а то футбол не получается...

На следующий день перед обедом Гриша не решился идти на встречу с Рыжим. Деньги для оплаты обучения на юридическом факультете университета требовались, но погореть на взятке не хотелось. «Уволят и посадят в тюрьму, – догадывался он. – Это наверху хапают и при свободе. Нас, работников низшего и среднего звена, садят. Нарколога в поликлинике повязали всего за четыреста рублей, а ведь человек, донесший на него, сам ходил, просил справку, что не состоит на учете, предлагал деньги. Цена гада не устроила…»...

Алик слушал это и думал: «Даже унижаясь, люди жаждут сохранить достоинство. Они склонились перед хамством Квашнякова и квашениной Хамовского и, чтобы не выглядеть на моем фоне скверно, ищут во мне черноту, чтобы обвинить. Даже плюсы переводят минусы – для самооправдания. Как они могут себя уважать, если не чувствуют себя профессионалами? Такие люди вечно будут бояться сокращения и сделают все, чтобы остаться на работе. Скоро придется опасаться каждого в этом еще недавно добром и хорошем коллективе…»...

Мэр сел на стул, но тяжесть его власти сжимала рты. Тишина грозила затянуться, и тут под влиянием бремени неофициального лидера заговорила Петровна: – Наша газета интересна, ее содержание куда лучше той, в которой работал Квашняков. Я глубоко обеспокоена, поэтому против такого назначения. Кроме того, надо обеспечить сотрудникам редакции возможность должностного роста как стимул к развитию…. – А зачем нам лишний человек? – неожиданно выступил Лучина, не любивший делить водку на лишние рты. – После ухода Мерзлой газета по-прежнему выходит, качество материалов на прежнем уровне...

Мы все привыкли говорить правду, не раздумывая, нужна ли эта правда и является ли наша правда правдой истинной. Обидеть человека просто. Говорить не всю правду, а слова, приятные собеседнику, открывать в нем самом положительные качества и возвеличивать только стороны, достойные уважения – вот путь для контакта и завоевания сердец. И в этом нет ничего плохого, как в любом строительстве, а не разрушении. Это было великолепное умение, которому стоило учиться. Петровна, подвыпив, как-то сама сказала: «Грубая лесть всегда действует безотказно»...

Хлесткая газета до красна массирует холеные лица мерзавцев, не прибегая к грубому насилию, а используя их привычку к чтению или привычку к чтению их разговорчивых знакомых или подчиненных. Остальные чиновники видят муки жертв, попавшихся в сети букв и строчек, иногда смеются, иногда гневаются, но всегда понимают, что так могут и их… Депутатский корпус маленького нефтяного города, полностью состоящий из руководителей разного ранга, волновался. – Надо, чтобы все статьи перед публикацией обязательно просматривались начальником, – говорил Генерал...

Редакторша Мерзлая на Крайнем севере мерзла и, не отработав депутатский срок, смоталась на юг, на свою татарскую родину. В богатом нефтью городе, где первый дом-то появился всего полтора десятка лет назад, известные люди, а это обычно начальники, любыми путями старались пробраться в депутаты, чтобы гарантированно от служебных потрясений получить больше материальных благ, выйти на новые перспективы и покинуть навеки снежно-комариный край. Мерзлая не являлась исключением: от городской администрации она получила две квартиры, одну из которых продала, другую оставила мужу после развода… Развод...

– Так, когда это было?– обеспокоено, спросил он. – Неделю назад, или две, а тебя, что не приглашали? Не юли, ты ж до сих пор хмельной… Ладонь правой Витиной руки несколько раз самопроизвольно сжалась, но обещанного ключа не ощущалось. Кадык задвигался, провожая слюну в пересохшее горло. Мысли завертелись, как клубок у опытной вязальщицы: «Уж кого-кого, а меня Тыренко должен был пригласить на новоселье. Если не пригласил и молчит, значит, сволочь, про меня забыл. Раз забыл, то не видать мне его квартиры…»...

– Мужики, это ж не по-человечески. Вы ж обещали… – Тебя же просили быстрее… Ни результата, ни денег. Этот момент сильно рассердил Рыжего… Семеныч вернулся в служебный кабинет радостный и сразу вызвал начальника службы собственной безопасности налоговой полиции. Зашел крепкий коренастый розовощекий мужчина. – Витя, есть идеальная возможность поохотиться на оборотней в полицейских мундирах, а заодно улучшить показатели раскрываемости, – бодро заговорил Семеныч, зная, что начальник службы безопасности...

– Следуй за нами и готовь бабки, – сказали те. – Мы плывем на дачу. Отдыхать будем, шашлык жарить… Внезапно широкая поверхность реки превратилась в узкий бурный поток небольшой речки или ручья. Берега дышали живой ивой, в воде играли дети. Впереди по-прежнему плыли налоговые полицейские. Они уверенно и весело вели свою лодку теперь уже по желобу со стремительно текущей водой, по желобу, который вдруг стал подниматься вверх… Отчетливое чувство опасности пронзило сердце Рыжего. Он понял, что при таком взлете желоба впереди ожидает спуск, возможно крутой...