Степан Бугров

Понятие объективного принципа, поскольку оно обязательно для воли, называется повелением (разума); а формула повеления называется Императивом. Все императивы выражаются словом "ДОЛЖЕН" [или "ДОЛЖЕН"] и тем самым указывают на отношение объективного закона разума к воле, которая в силу своей субъективной конституции не обязательно определяется им (обязательством). Они говорят, что было бы хорошо что-то сделать или воздержаться, но они говорят это воле, которая не всегда что-то делает, потому что считается, что это хорошо...

Из сказанного ясно, что все моральные концепции имеют свое место и происхождение совершенно априорно в разуме, и что, более того, в самом общем разуме так же верно, как и в том, что в высшей степени спекулятивно; что они не могут быть получены путем абстрагирования от какого-либо эмпирического и, следовательно, просто случайного знания; что именно эта чистота их происхождения делает их достойными служить нашим высшим практическим принципом, и что по мере того, как мы добавляем что-либо эмпирическое,...

Нам нужно только взглянуть на попытки моралистов в этой излюбленной манере, и мы обнаружим в одно время Особое строение человеческой природы (включая, однако, идею рациональной природы в целом), в одно время совершенство, в другое счастье, здесь нравственное чувство, там страх Божий, немного того и немного этого в удивительной смеси, и им не придет в голову спросить, следует ли вообще искать принципы морали в знании человеческой природы (которое мы можем получить только из опыта); и, если это так, то мы должны понять, что это такое...

И ничто не может быть более фатальным для морали, чем то, что мы хотели бы вывести ее из примеров. Ибо каждый пример этого, который представлен мне, должен быть сначала сам проверен принципами морали, достоин ли он служить оригинальным примером, то есть образцом, но ни в коем случае не может авторитетно представлять концепцию морали. Даже Святого из Евангелий нужно сначала сравнить с нашим идеалом нравственного совершенства, прежде чем мы сможем признать Его таковым; и поэтому Он говорит о Себе:...

На самом деле, абсолютно невозможно с полной уверенностью определить на опыте ни одного случая, когда максима поступка, какой бы правильной она ни была сама по себе, основывалась просто на моральных основаниях и на концепции долга. Иногда случается, что при самом тщательном самоанализе мы не можем найти ничего, кроме морального принципа долга, что могло бы быть достаточно сильным, чтобы побудить нас к тому или иному поступку и к такой великой жертве; и все же мы не можем из этого с уверенностью заключить,...

Невинность-действительно великолепная вещь, только, с другой стороны, очень печально, что она не может хорошо поддерживать себя и легко поддается соблазну. По этой причине даже мудрость, которая в остальном состоит больше в поведении, чем в знании, все же нуждается в науке не для того, чтобы учиться у нее, а для того, чтобы обеспечить ее предписаниям признание и постоянство. Вопреки всем предписаниям долга, которые разум представляет человеку как заслуживающие уважения, он чувствует в себе мощный...

Поэтому мне не нужно никакого глубокого проникновения, чтобы понять, что я должен сделать, чтобы моя воля была нравственно благой. Неопытный в делах мира, неспособный быть готовым ко всем его непредвиденным обстоятельствам, я только спрашиваю себя: можешь ли ты также пожелать, чтобы твоя максима была универсальным законом? Если нет, то оно должно быть отвергнуто, и это не из-за невыгод, вытекающих из него для меня или даже для других, а потому, что оно не может быть включено в качестве принципа в...

Но что это может быть за закон, концепция которого должна определять волю, даже не обращая никакого внимания на ожидаемый от нее эффект, чтобы эту волю можно было назвать доброй абсолютно и безоговорочно? Поскольку я лишил волю всякого импульса, который мог возникнуть у нее из-за подчинения какому-либо закону, не остается ничего, кроме универсального соответствия ее действий закону вообще, которое одно должно служить воле как принципу, то есть я никогда не должен действовать иначе, чем так, чтобы я МОГ БЫ ТАКЖЕ ПОЖЕЛАТЬ, ЧТОБЫ МОЯ МАКСИМА СТАЛА УНИВЕРСАЛЬНЫМ ЗАКОНОМ...

Третье положение, являющееся следствием двух предыдущих, я бы выразил так: Долг-это необходимость "действовать из уважения к закону". У меня может быть склонность к объекту как к результату моего предполагаемого действия, но я не могу уважать его только по той причине, что это результат, а не энергия воли. Точно так же я не могу уважать склонности, будь то мои собственные или чужие; я могу в лучшем случае, если мои собственные, одобрить их; если чужие, иногда даже любить их; т. Е. смотреть на них как на благоприятные для моих собственных интересов...

Обеспечить свое собственное счастье-это долг, по крайней мере косвенно; ибо недовольство своим положением под давлением многих тревог и среди неудовлетворенных потребностей может легко превратиться в большое искушение нарушить долг. Но и здесь, не оглядываясь на долг, все люди уже имеют самую сильную и сокровенную склонность к счастью, потому что именно в этой идее все склонности объединяются в одно целое. Но заповедь счастья часто бывает такого рода, что она сильно мешает некоторым склонностям,...