Пробник

Выбор Кирилл задумчиво смотрел вглубь холодильника, выискивая что-нибудь на "быстро и вкусно пожрать". Холодильник немигающе глядел в ответ полупустым нутром, демонстративно выставив пару грязных картофелин, огрызок колбасы и подозрительную субстанцию в кастрюльке с прозрачной крышкой. Кирилл не решился тревожить зародившуюся в ней жизнь.  В голове крутились мысли, что картохи мало, а колбасой уже можно убивать. В морозилке нашелся какой-то замороженный орган, но Кирилл с детства противился поеданию чьих бы то ни было потрохов...

— Когда я умру, ты будешь скучать? — смотрит на меня выжидающе, а у меня от этого вопроса всё внутри переворачивается. Я не хочу думать об этом, даже в шутку представлять её смерть. А ей, кажется, нравится заставать меня врасплох.  — Ты еще нескоро умрёшь, — хватаю её и начинаю щекотать, в надежде отвлечь от неприятной темы. Настя сжимается в комочек и визжит как ребёнок, слабо отмахивается, на глазах слезы, волосы разметались по кровати и я вынужден ее отпустить, чтобы не сделать больно.  Она...

Всё началось с мелочи. Кто не грыз ногти хоть раз в жизни? Сгребая пальцы в горсть у рта, поочередно обкусывая маленький кусочек. Никто не задумывается, куда эти обгрызки деваются дальше. Главное получить этот звук "цык" и что-то внутри довольно урчит и успокаивается. "Цык-цык-цык" и уже не так нервно, не так тревожно, можно поднять глаза и посмотреть вокруг.  А потом ногти закончились. Пальцы ежеминутно лезли в рот, зубы привычно искали, за что зацепиться и не находили. Подушечки пальцев голо торчали под обгрызками...

Эта история не займет много времени. Ты успеешь откусить печенье, прожевать его не менее 75 раз, пока оно не превратится в жидкость, мешаясь со слюной. Так советуют есть стоматологи. Но ты ведь этого не делаешь, правда?  Однажды ты проснешься с ножом из непрожеванных крошек внутри. Его лезвие будет ковырять дыру в твоем желудке, пока ты стонешь и покрываешься липким потом, прижимая колени к груди и обнимая живот. Но будет поздно. Язва уже поселится внутри тебя и станет твоим спутником на весь остаток жизни...

Я не мог оторвать взгляда от мягких изгибов её тела. Легкое платье задралось, обнажив полные белые бедра, волосы разметались по подушке, рот слегка приоткрылся. Она была пьяна, так пьяна, что не могла даже глаз открыть, только сопела и лежала недвижно.  Лёха водил по её груди грязным пальцем, поддевая край платья, но еще не решаясь пойти дальше, улыбался и хитро посматривал в мою сторону. Только в тот момент я понял, что он это подстроил с самого начала, вот что он задумал. Напоил её, может и подмешал каких-то таблеток...

Я тогда был идиотом. Не знаю, что я в ней нашёл, все вокруг твердили — она тобой пользуется, а я не верил. Когда увидел её впервые, замер и не мог ничего сказать, разве что слюни не пускал. А потом ходил следом и твердил "привет, я Адам, привет, я Адам...". Неудивительно, что она назвала меня придурком и попросила отвалить.  А я не отвалил, наоборот, таскался за ней весь вечер и полночи, караулил и готов был убить Вадима, за то что она с ним. Плохой выдался вечер. До сих пор думаю, как бы хорошо сложилась моя жизнь, если бы я пропустил тот день рождения...

Сначало это было легкое неудобство. Будто кольнули зубочисткой в десну и осталась слегка ноющая боль. Я перестал её замечать через пару минут, усталость перетягивала мои ресурсы на себя. Через час я закинул в рот мятную пастилку и скривился от боли. Сладкий холодящий вкус ледяной иглой вбуравился в десну. Выплюнул пастилку и побежал промывать рот. Но как только в рот попала вода, стало хуже, я дёрнулся и взвыл. Моё бессилие злило и выматывало, хотелось зарядить самому себе в челюсть и выбить этот злосчастный зуб...

Я лежу на кровати с закрытыми глазами и слушаю, как Настя возится в ванной.  Я столько раз наблюдал за ней, что по звукам определяю каждое действие — вот она умыла лицо, открыла баночку с какой-то жидкостью (их у неё столько, я даже не пытаюсь различать), намочила ватный диск и протерла кожу. Я даже чувствую резкий мускусный запах.  Чпоньк — это баночка с кремом, теперь Настя легкими движениями наносит его на веки. Я часто прошу её намазать и меня — обожаю эти прикосновения, нежные и быстрые, я покрываюсь мурашками с головы до ног и будто уплываю в рай...

— Так-с, так-с, так-с... Здравствуй, Игнатий, долго идёшь... — старуха улыбнулась, выставив кривые зубы наружу. — Сколько надо, столько и иду, — буркнул мужичонка, бесцеремонно отодвигая бабку в сторону и прошёл в избушку. Оглядевшись вокруг, он снял железные сапоги, отчего несколько комаров тут же пали замертво на грязный пол, и закинул их под лавку. Пошевелил немытыми пальцами, задумчиво рассматривая длинные ногти, сплюнул и уселся на лавку. Старуха продолжала стоять в дверях, хитро скалясь...

Вывеска со скрипом покачивалась на ржавых петлях, разобрать надпись получилось не сразу. На тонких цепях с неё свисало несколько мелких черепов каких-то животных. "Морилка" прочитала наконец Маша.  — Что это? — новый знакомый уже не казался деревенским простачком, подобравшим её на пустынной дороге. Сейчас он смотрел на неё оценивающе, широкая ухмылка прочертила загорелое лицо. Он выпрямился во весь рост, засунув руки в карманы и широко расставив ноги. А ведь пару часов назад прятал глаза, согнувшись над баранкой разбитой машины так, что невозможно было разглядеть лицо...

Ира поднималась по лестнице, по привычке считая ступени — один, два, три, четыре, пять... С каждым пролетом начинала снова. Так было проще забираться на шестой этаж съемной квартиры — небольшой трюк, который помогал делить расстояние по девять ступеней, а не шесть этажей. Вот она подошла к двери, с улыбкой вставила ключ, представляя, как обрадует Антона долгожданной новостью. На пороге, рядом с кроссовками мужа, стояла пара женских туфель на высокой шпильке, пахло незнакомыми духами. Настроение поменялось, стало зябко и тяжело дышать...