Дзенности

Ветер играет скрипучей дверью, пылью припудрены обечайки. Где-то бытует одно поверье, будто из пены выходят чайки. Кружевом белым пена спадает с перьев. Ждёт на волнах, блестя перламутром, стая. Чаянье колет, чиркает подреберье. Морок солёный по маяку стекает. Вцепятся чайки всеми когтями в камни! Скалы, оскалясь, сколят на воду тени. Исполины исполнятся амальгамной силой, сверкая, сбросят окамененье. Птичий крик перекрывает грохот — вздохи глубин, камнепад и бурю; птичий крик перетекает в хохот, будящий тех, кто в морях уснули...

чтобы терять наш неразрывный миг. И пальцами касаясь сквозняка, леплю из воздуха лицо, но всё же под пальцами теплеет Ваша кожа. Её узнаю я наверняка. 20 июня 2014 года

Шумные воды несут над нами взбитую пену дней. Кажется, что хорошо камнями тихо лежать на дне. Дно обнимает песком и илом, мимо мелькает жизнь. Будет — есть — было и перегнило. Ляг здесь и убедись. Ляг и замри, позабудь движенье, ляг и окаменей! Только тебя не оставит жженье даже в такой броне. Ведь изнутри, сквозь слои защиты, шлёт свой сигнал пульсар...

Послевкусие романа Р. Дж. Уоллера «Мосты округа Мэдисон». …И листья бросают тени на мокрые доски пола, и шорохи роют воздух, ища чей-то тонкий слух, и день, бесконечно долгий, на месяц ножом наколот, и пальцы метки, как выстрел, и цепи легки, как...

Ни за что не цепляешься и не рвёшься с треском по швам. Никого не помнишь. Где-то внутри негромко звенит грош, бродит кругами вошь, а в глазах — полмира. Между Евфратом и Дамасской стеной — журчит голубая мечта. Пальмира, где твои караваны, где твои воины и женщины, оазис томный? Ни кола ни дворца. Дворник смело сметает сухие листья, жжёт их в баках. Ветер ревниво треплет редкие пряди, мысли, сдувает с морщин пылинки...

Отгремела первомайская демонстрация, отцвела черёмуха, ударили заморозки. Божена шла по траве, и ей казалось, что под ногами чья-то седая голова — былинки серебрились от инея. В сумке через плечо лежала книга, завёрнутая в тряпицу. Ещё дома, у зеркала, Божена приподняла сумку, охнула и закусила губу: может, ну его, может не нести никуда? Но дома такие вещи хранить опасно. Такие вещи сами притягивают неприятности. Уж это-то она знала. Здание университета казалось янтарным в свете зари. Божена сбавила шаг, стянула сумку, опустила её на дорогу, крепко держа за ремешок...