Константин Жужакин

оптимально соответствуют понятию «мощного огня» у «третьяка». Кстати – замена пушек на любой калибр – хоть 20, хоть 23, хоть – 37 мм на весе истребителя, а значит, на его боевых качествах абсолютно не сказывается. Так что можно даже опросить летчиков и поставить такое оружие, которое они выберут сами. Ну а потом по итогам войсковых испытаний будет ясно, кто, сколько и чего сбил, каким количеством снарядов сбил и так далее. Это все впереди. Я же хочу сказать о другом. Считаю, что нам срочно надо накопить двойной, а может быть, и тройной запас моторов. Боюсь, не будут они у нас выдерживать свой ресурс...

Давайте, ребята, давайте! Наворачивайте как следует! Я сам пробу снимал, борщ – сказка! – Доктор Кошкин в белом поварском колпаке ходил вдоль длинного деревянного стола, за которым расселись обедающие летчики, и выдавал свою обычную порцию шуток и веселой трепотни, желая повысить настроение пилотов и дать им хоть маленькую, но разрядку. – Виктор Михайлович, давайте заглянем ко мне, – пригласил меня подполковник Степанов. Мы прошли в удобную штабную землянку. Не успели присесть за стол, как раздалось гудение аппарата, и телефонист, зажав микрофон, проговорил: «Товарищ подполковник! На линии командующий армией!» Степанов взял свою трубку...

Дошли и сели все благополучно. Что нельзя было сказать о соседях… Сразу после нашей посадки руководитель полетов, переговорив по рации, подошел ко мне. – Соседи садятся, товарищ капитан. Командир 161-го полка… Я взглянул. С запада, поддымливая мотором, на посадку заходил «Як-1б». Второй «Як» шел нормально, без дымного следа. – Петр Сергеевич, – обратился я к своему технику, – ты ведь «Як-1б» знаешь? Пойдем, посмотришь, если что. И еще кого-нибудь возьми. Скинув парашют на землю, я бросил на него шлемофон, расстегнул и снял портупею с кобурой и начал сбрасывать комбинезон. Рядом с водовозкой уже стоял солдатик и выцеливал меня наконечником шланга...

Левым боевым разворотом я рванулся в высоту. Вот они! Немцы, выйдя из атаки, спокойно разворачивались и готовились снова упасть в клубок дерущихся ниже нас самолетов. Под нами, на высоте до двух тысяч метров, все было затянуто дымом пожаров и пылью от разрывов снарядов. Танки разматывали за собой либо длинные серые шлейфы пыли, либо – цвета копоти, пронизанные оранжевыми языками пламени. Самолеты внезапно выскакивали из клубов дыма, стреляли и снова исчезали в облаках. Это был непредсказуемый, изменчивый воздушный бой. – Внимание всем! Усилить осмотрительность! В воздухе группа фашистских асов! «Молнии» – прикрывайте наши самолеты, держитесь с превышением...

Во второй половине дня накал боев абсолютно не снизился. Как бы не наоборот – горячее стало. Появилась озлобленность. Потери у наших оказались довольно большие – на земле столбами дыма отмечались костры сбитых самолетов… Немцы тоже как-то ожесточились. Они сильные пилоты. Аккуратные, более осторожные, чем наши, менее рисковые, но – сильные. Профессионалы. Чистый, уверенный пилотаж. Отличная стрельба. Очень хорошо работают в связке пар и звеньев. Правда – плохо держат удар. Если сбить одного-двух, сразу энтузиазм у них пропадает, начинает работать рациональный расчет и на первый план выходит кристальной...