Евгения Захарова

Эти люди схватили его и повлекли к грубо сколоченным деревянным тискам, похожим на ярмо, в которых он сразу же, но ничуть не удивившись, узнал гарроту - приспособление для казни, изобретенное испанской инквизицией, - его горло зажали в них с такой силой, что мучительное, все возрастающее давление на артерии, на шейный позвонок и трахею оторвало его тело от земли, и оно некоторое время горизонтально парило в воздухе, чтобы потом, ощутив, как леденящий холод, лопнувшие легкие, камнем упасть на каменный пол и со звоном разбиться...

Но кто же все-таки звонит в такую рань? Барлах, уже с сигаретой во рту, поднялся на постели и прислушался. Внизу лениво заворчал Болл, заскрипела дверь. Семенящие шаги спешили к телефону. Барлах вдруг подумал, что это Пауль Вегенер * предупреждает о своем приезде; может быть, он - великан с монгольским черепом - захотел еще раз убедиться перед долгой дорогой, что его ждут. Ладно, пусть приезжает, только пусть оставит свою свиту дома! А может быть, звонит Клаус - он писал, что в сентябре поедет в...

Толочным балкам, она подняла голову, заметила Барлаха и беспомощно попыталась улыбнуться ему, и Барлах, увидев, как она стоит - бледная, изнемогающая от усталости, смертельно испуганная, напрасно пытаясь улыбнуться ему сжатыми, едва сдерживающими крик губами, хотел найти слова утешения, но не смог, и она, увидев Барлаха - шестидесятисе- милетнего больного человека с набухшими от страданий и бесцельных надежд веками на изборожденном морщинами желтом лице, с беспокойным, пугливым взглядом загнанного...

Разбойники крадутся во тьме, сволочь оскверняет собор, крысы, шакалы, прочь, прочь!» Так он кричал и вдруг, словно почуяв, что враги затаились у самого дома, бросился к окну и рванул портьеру. Золотой поток утреннего света, сверкание озера, малахитовый блеск неба хлынули в комнату, но Барлах не увидел ни неба, ни озера, он увидел только молодого человека; молодой человек стоял около сосны между домом и озером, опираясь на забор, и с любопытством заглядывал в окно. Барлах протянул руку за револьвером, спрятанным под чехлом швейной машины, фрау Бёмер схватила его за руку...

Окрестности города словно были созданы для необходимых в его работе блужданий, а здешние люди - крестьяне, возчики, пастухи, музыканты, девушки, мечтатели, философы и влюбленные - стали живыми прообразами его искусства; и от всей полноты благодарного сердца подарил он городу ангела, самую любимую, самую дорогую ему бронзу -- молчаливый вопль против войны, а теперь? Теперь все кончено, теперь Барлах покидает город, и это единственное, что ему еще осталось сделать. Единственное? Да, единственное,...