На перекрестке миров.

Дар бескорыстной любви. Он появился в её жизни тихо, как осенний лист, падающий на землю. Не криком, не требованием, а почти неслышным шорохом под дверью старого сарая. Мария Петровна, вынося мусор, чуть не наступила на него — маленький, промокший до ниточки комочек, который слабо пискнул и попытался поджать ещё более промокший хвост. «Вот ещё забота», — пронеслось в голове усталой мыслью. Жизнь в одиночестве в деревне после смерти мужа была размеренной и тихой, как пруд в безветрие. Каждое утро — чай, огород, вязание под тиканье часов. И так изо дня в день. Но она не смогла пройти мимо. Принесла в дом, оттерла старым полотенцем. Из-под грязи и мокрой шерсти проступил рыжий цвет, яркий, как осенняя рябина. Котёнок был истощён до того, что кожа висела складками на крошечном теле. Он дрожал, сидя на полу, и смотрел на неё огромными, не по-кошачьи умными, жёлтыми глазами. В них был не страх, а какая-то древняя, глубокая покорность судьбе. «Проживёт неделю, не больше», — подумала Мария Петровна, но налила ему в блюдце тёплого молока. Он прожил не неделю. Он остался. Сначала ютился на коврике у порога, потом осмелел и запрыгнул на диван, свернувшись калачиком в ногах у хозяйки. Мария Петровна ворчала: «Мешаешь ты мне, Рыжик», но отодвигать не спешила. Тишина в доме стала другой. Она больше не была гулкой и пустой. Её наполняло его ровное, убаюкивающее мурлыканье, похожее на работу маленького, доброго мотора. Рыжик оказался благодарным соседом. Он не требовал многого — лишь крышу над головой, миску с едой и иногда — ласку. Но его ласка была особенной. Когда у Марии Петровны от перемены погоды ныли старые кости, он укладывался рядом с больным местом, и тепло, исходящее от его маленького тела, было лучше любой грелки. Когда ей было грустно, и она подолгу сидела в кресле, глядя в окно, он запрыгивал к ней на колени, тыкался вланым носом в ладонь и смотрел ей в глаза, словно говоря: «Я тут. Ты не одна». Они научились понимать друг друга без слов. Он встречал её с огорода, важно вышагивая рядом по тропинке. Она разговаривала с ним, рассказывала о том, как росли огурцы, и как наглые воробьи клевали вишню. Он в ответ мурлыкал, будто поддерживая беседу. Шли годы. Хрупкий котёнок превратился в солидного, упитанного кота с царственной осанкой и шикарным рыжим хвостом. Но его взгляд оставался прежним — преданным и бесконечно мудрым. Однажды зимним вечером Мария Петровна, вставая с кресла, почувствовала сильное головокружение. Мир поплыл перед глазами, ноги подкосились, и она тяжело рухнула на пол. Отчётливо поняла, что не может пошевелиться и дотянуться до телефона. Паника, холодная и липкая, сдавила горло. Она попыталась крикнуть, но голос был слабым и хриплым. И тут произошло то, что она потом называла чудом. Рыжик, спавший на диване, встрепенулся. Он подошёл к ней, потрогал лапой по щеке, тревожно мяукнул. Потом заглянул ей в глаза, и в его жёлтых глазах она увидела не просто испуг, а осознание. Он понял, что что-то не так. Кот метнулся к двери, начал царапать её, громко, отчаянно кричать. Его обычное мурлыканье сменилось пронзительными, тревожными воплями, которые были слышны на улице. Он носился от двери к ней и обратно, тыкался мордой в её неподвижную руку. Крики услышала соседка, зашедшая узнать, не нужно ли чего из города. Через полчаса Мария Петровна уже была в больнице с микроинсультом. Врачи сказали, что помощь подоспела вовремя. Когда её привезли домой, первым делом она увидела Рыжика. Он сидел на пороге, как страж, и не сводил с неё взгляда. Она опустилась перед ним на колени, обняла его теплую, пушистую шею и расплакалась. Не от страха или слабости, а от переполнявшей её благодарности. «Спасибо тебе», — прошептала она. Рыжик тихо мурлыкнул в ответ и терся щекой о её мокрое от слёз лицо. Он спас её не потому, что его учили это делать. Он спас её потому, что любил. Любил той самой простой, безоговорочной любовью, которую дарят нам животные. Любовью, которая не требует ничего, кроме взаимной теплоты и крыши над головой. И в этой любви, тихой и преданной, заключалась величайшая сила, способная победить одиночество

Небесный cashback. Осень, как известно, время философское. Природа увядает, человек копит жирок и погружается в хандру. Но где-то на небесах есть специальный отдел, отвечающий за сезонные амортизаторы. И вот, когда душа уже совсем обвисла, а отопление еще не дали, они запускают секретную программу под кодовым названием «Бабье Лето». В этот раз оно включилось, словно кто-то свыше ткнул пальцем в рубильник, помеченный «Утешение для дачников и романтиков». Еще вчера мир был серым, промозглым и насквозь пропитанным запахом мокрой собаки. А сегодня — бац! — и воздух стал теплым, густым и пахнет яблоками, ностальгией и легкой надменностью. Мухи, официально умершие на подоконниках неделю назад, вдруг воскресли с выражением крайнего недоумения на мохнатых мордах. Они ползали, потирая лапки, словно пенсионеры, обнаружившие на книжной полке заначку: «О! А я уж думал, всё…». Пчелы, забыв, что уже отправили по факсу претензию матушке-природе о досрочном завершении сезона, снова вылетели на работу с таким видом, будто требуют оплаты сверхурочных. Главный же театр абсурда разворачивался в людском сообществе. Женщина лет пятидесяти пяти, еще утром надевающая под комбинезон два свитера и ватные штаны с оленями, теперь стояла на балконе в одном халате и с недоумением смотрела на календарь. Ее внутренний монолог был краток: «Или я сошла с ума, или глобальное потепление — это личное послание мне от Греты Тунберг». На скамейках у подъезда, как грибы после теплого дождя, выросли бабушки. Они грели косточки, словно древние ящеры на солнцепеке, и с умным видом обсуждали геополитическую ситуацию. «А я говорила, Петровна, будет еще тепло! У меня коленка правая никогда не обманывает. Вон, в Америке ураган, а у нас — милость божья». Петровна, чья коленка молчала как партизан, лишь бурчала: «Моя-то тихо, зато спина гудит… На дождь. К вечеру, не иначе». Мой сосед, заядлый рыбак Дмитрий Семеныч, всю неделю ходил мрачнее тучи. Его спиннинг грустно вздыхал в углу, а сам он бубнил о «конце сезона». А сегодня я увидел его несущимся к машине с диким блеском в глазах, облаченного в непромокаемые штаны, хотя на небе ни облачка. «Бабий сезон, браток! — крикнул он, запихивая в багажник садок размером с небольшой диван. — Щука сейчас жрет как последний раз! Это ей как бонус отдела кадров перед зимней спячкой!» Даже коты, эти обычно саркастичные циники, поддались всеобщему помешательству. Мой Барсик, обычно проводящий дни в позе «увядший фикус», вдруг с юношеским задором гонял по балкону за залетевшим осиротевшим листком. Поймал, посидел на нем с видом победителя, потом чихнул и ушел спать, видимо, осознав всю мимолетность земной славы. А вечером я вышел на улицу. Воздух был все так же сладок и нежен. Где-то играла гитара, смеялись дети, и кто-то жарил шашлык, нагло игнорируя тот факт, что по календарю уже пора тушить грибы и варить борщ. И я понял всю гениальность этой небесной аферы. Бабье лето — это не метеорологическое явление. Это всеобщая терапия. Маленькая, но такая важная отсрочка. Шанс закончить игры, которые идут вничью, дописать письмо, допеть песню. Завтра, говорят, снова похолодает. Вернутся дожди, и мухи снова притворятся мертвыми. Но теперь-то мы знаем главное. Где-то там, на небе, у кого-то есть запасная батарейка. И иногда он вставляет ее в наш мир, чтобы мы не забыли, как пахнет надежда. И шашлык.

Зонтик для двоих. Однажды пенсионеру Игнатию Палычу, заядлому любителю блошиных рынков, попался в руки самый обыкновенный, на первый взгляд, зонтик. Правда, продавала его необычная старушка – в цветастом платке и с хитрым прищуром. «Береги его, – таинственно прошептала она, – он особенный. Но капризный». Игнатий Палыч, решив, что это маркетинговый ход, расщедрился на целых триста рублей. Первый же дождь раскрыл потенциал покупки. Игнатий Палыч вышел из подъезда, щёлкнул кнопку, и прозрачный купол распахнулся с гордым шипением. И тут же дождь… прекратился. Ровно в радиусе зонта. Над головой Игнатия сияло ясное солнце, а вокруг вовсю хлестали потоки воды. Прохожие останавливались и показывали пальцами. Один таксист, отвлёкшись на это чудо, въехал в лужу и обрызгал кота. Игнатий Палыч был в восторге. Он стал главной достопримечательностью района. Дети бежали за ним, чтобы пройти под магическим куполом, а соседка тётя Люда с пятого этажа специально выходила на балкон, чтобы посмотреть на «шоу Палыча». Но у зонта, как и предупреждала старушка, был характер. Он был эстетом. Он отказывался работать под композиции Филиппа Киркорова, заедая и издавая звук, похожий на презрительное фырканье. Зато под классический джаз он не просто отгонял дождь, а заставлял капли падать в ритм, выбивая зажигательную чечётку по асфальту. Однажды Игнатий Палыч шёл по набережной, насвистывая что-то из репертуара Надежды Кадышевой, и зонт работал исправно. Навстречу ему шла молодая пара, промокшая до нитки. Парень пытался укрыть девушку пиджаком, но тщетно. – Проходите скорее под зонт! – гостеприимно крикнул Игнатий. Они с благодарностью юркнули под магический купол.И тут зонт… сдулся. Буквально. Сложился со жалким хлюпающим звуком, и троих моментально накрыл ливень. Девушка расхохоталась. Парень смущённо улыбнулся. Игнатий Палыч недоумённо потряс зонт. А потом он понял. Зонт был не просто капризным. Он был романтиком. Он считал, что иногда для счастья просто необходимо промокнуть вместе под дождём. Он создавал идеальные условия для знакомства, а потом устраивал «случайную» поломку, заставляя людей смеяться, обниматься и бежать под укрытие, уже чувствуя себя близкими друзьями. С тех пор Игнатий Палыч стал тайным агентом любви. Он выходил в дождь и высматривал одиноких, растерянных людей. Он подходил, предлагал спасительный купол, а через минуту зонт с треском «ломался», оставляя после себя не раздражение, а смех и новые истории. Он свел застенчивого библиотекаря и веселую официантку, угрюмого IT-шника и улыбчивую художницу. А вчера зонт устроил свой главный трюк. К Игнатию подбежала та самая старушка с блошиного рынка. –Ну что, как поживает мой капризуля? – подмигнула она. –Да вот, сводит сердца, – отшутился Игнатий. –Отлично! – коварно улыбнулась она. – А то мне надоело ходить одной. Она взяла его под руку. Игнатий щёлкнул кнопкой. Зонт распахнулся, и дождь вокруг прекратился. Они сделали шаг, и зонт снова захлопнулся, обдав их с ног до головы ледяной водой. Старушка залилась молодым, девичьим смехом. Игнатий Палыч понимающе посмотрел на зонтик и рассмеялся тоже. Он наконец-то нашёл того, с кем сам был не прочь промокнуть.

#Красная_бейсболка. В спальном районе жила девочка Алина, известная всему району как Красная Бейсболка. Своё прозвище она заработала в 7 классе, устроив бунт против школьной формы и надев алую дизайнерскую бейсболку — лимитированный мерч её любимой K-Pop группы. С тех пор кепка стала её визитной карточкой. Однажды мама, вечно занятая на удалёнке, оторвалась от ноутбука: «Доченька,бабушка опять в Одноклассниках кашляет. Отнеси ей безалкогольный глинтвейн в термосе, безглютеновое печенье и вот этот тест. Только иди через «Сосновый Бор элит» — там охрана и камеры. И чтобы никакого общения с незнакомыми блогерами!» «Мам, ну я уже не маленькая!» — фыркнула Алина, надвинула на глаза кепку, вставила наушники с шумоподавлением и, сделав селфи для сторис с подписью «Мчусь спасать бабулю», отправилась в путь. Но путь через закрытый комплекс был перекрыт — плановая укладка асфальта. Пришлось идти старым маршрутом через парк. Уткнувшись в бесконечную ленту TikTok, Алина не заметила, как свернула не туда. Вдпуг звук подкаста прервался, и её окликнул приятный бархатный голос: «Девочка,а что это у тебя в такой стильной экосумке?» Перед ней стоял ухоженный мужчина в дорогом спортивном костюме, похожий на фитнес-тренера премиум-класса. «Набор для ПЦР-теста,печенье без глютена и глинтвейн. Бабушке», — на автомате ответила Алина, польщённая вниманием. «Как мило!— воскликнул незнакомец. — Я, кстати, веду блог о ЗОЖ — «Волчок: сила в единстве с природой». Подписывайтесь, там много полезного! Вашей бабушке мои органические смузи принесут куда больше пользы! Она ведь в том домике у пруда? Отличное место для энергетических практик!» Пока Алина, сидя на лавочке, листала его профиль с видами на горы и смузи, Волк-блогер уже мчался к дому бабушки по короткому маршруту из навигатора. Он давно приметил уютный домик для съёмок своего нового контента в стиле «эко-вей». Бабушка, женщина продвинутая, в это время рубилась в онлайн-покер на планшете, когда в дверь позвонили. На экране камеры видеонаблюдения она увидела симпатичного мужчину с корзинкой. «Курьер от«Здорового зайца»! — прокричал он. — Вам пробник продукции по акции!» Бабушка,обожающая акции, не раздумывая открыла дверь. Волк-блогер с помощью пары приемов из курса «НЛП за 24 часа» уговорил её принять участие в «мастер-классе по релаксации» и ненадолго прилечь в гардеробной. Сам же натянул её кашемировый плед, напялил очки в роговой оправе и улёгся в кровать. Через десять минут появилась Алина. «Бабушка,у тебя просто атасный вид! — удивилась она, снимая наушники. — Такие огромные уши!» «Это,внучка, новые беспроводные наушники! Для полного погружения в аудиокниги!» «А глаза-то у тебя какие большие!» «Линзы с увеличенным зрачком!Сейчас в тренде!» «Ну а руки…просто огромные!» «Фитнес-браслеты последней модели!Считают пульс и уровень стресса!» Алина прищурилась. Что-то было не так. Её бабушка была техноголиком, но не до такой же степени. «Бабушка,а почему ты на меня так смотришь?» — спросила она в последний раз. «ЧТОБЫ ЛУЧШЕ ТЕБЯ ВИДЕТЬ,ДЕТКА!» — рявкнул Волк и высунулся из-под одеяла. Дверь с грохотом распахнулась. На пороге стояла бабушка с тапком в руке, а рядом — егерь Иван, её давний друг по онлайн-бриджу, который жил через два дома и примчался по сигналу «SOS», отправленному с её умных часов. «А ну отдай мой кашемировый плед,подражатель!» — прогремела бабушка. Началась потасовка. Волк-блогер пытался сбежать, но споткнулся о зарядку от робота-пылесоса, а егерь Иван ловко набросил на него куртку и вызвал полицию через приложение «Безопасный район». Вскоре прибыл наряд. Волк оказался известным мошенником,который обманом проникал в дома пенсионеров для съёмок «уютного» контента.Его аккаунт «Волчок» оперативно заблокировали за мошенничество. Бабушка, Алина и егерь Иван сели пить тот самый безалкогольный глинтвейн с безглютеновым печеньем. Бабушка запостила в инсту фото с егерем и трофеем в виде куртки мошенника с подписью:«Наше комьюнити стало безопаснее! Спасибо соседям! А Алина усвоила главный урок: самый надежный антивирус — это бдительность, а лучший защитный протокол — это сосед с тапком.

Любовь по калькулятору. Жил-был бухгалтер по имени Анатолий Аркадьевич. Человек он был точный, как швейцарские часы, и сухой, как архивная пыль на трёхлетних ведомостях. Жизнь его состояла из дебета, кредита и тихого отчаяния при виде незакрывающегося баланса. Романтика обходила его стороной, считая, видимо, что у него уже есть серьёзные отношения — с Налоговым кодексом. Однажды на его стол, после внезапного увольнения старой бухгалтерши Клавдии Степановны, попал странный калькулятор. Не современный, тонкий, а древний, добротный, с массивными кнопками и зелёным свечением индикатора. На обратной стороне красовалась подстершаяся от времени надпись: «Считай не только цифры». В тот же день случилось чудо. Головоломный отчёт, над которым Анатолий корпел три дня, был свёрстан за полчаса. Калькулятор не просто складывал цифры; он ворчал тихим шелестящим звуком, если Анатолий вводил неверные данные, и радостно подмигивал лампочкой, когда всё сходилось. Анатолий, человек несуеверный, решил, что это просто удачный день и хорошая техника. Но на следующий день калькулятор проявил себя иначе. Анатолий вносил данные по новой сотруднице, инженеру-сметчице Ирине. Он ввёл её табельный номер и… калькулятор вдруг выдал на своём табло не число, а странную комбинацию: «54-21-03». Анатолий стукнул по аппарату. Табло погасло и снова зажглось: «54-21-03». Весь день эти цифры не давали ему покоя. И тут его осенило: это же не цифры, это дата! Пятьдесят четвертый год, двадцать первое марта? Но что это за дата? Заинтригованный, он зашёл в кабинет к Ирине под предлогом согласования расходов по новому проекту. — Ирина Владимировна, извините за странный вопрос, — замялся он, — но сегодня не ваш день рождения случайно? Девушка удивлённо подняла глаза.Они у неё были зелёные, как тот самый индикатор. —Нет, Анатолий Аркадьевич. Мой день рождения как раз завтра. Двадцать первое марта. А почему вы спросили? Анатолий выдохнул. Пятьдесят четвертый — это не год, а номер кабинета! Калькулятор вежливо предложил ему зайти завтра в кабинет 54 с подарком на 21-е марта (03 – видимо, означало «три часа», обеденный перерыв). На следующий день Анатолий, краснея как мальчишка, вручил Ирине в кабинете №54 скромный букетик тюльпанов и коробку дорогого шоколада. Ирина рассмеялась и пригласила его на кусочек праздничного пирога. Волшебный калькулятор после этого будто успокоился. Он исправно складывал и вычитал, но больше не подавал признаков высшего разума. Он сделал свою главную работу. Он посчитал вероятность двух одиночеств и вывел на табло идеальную формулу счастья. Анатолий Аркадьевич теперь часто забегал в кабинет №54. Уже без всякого предлога. Он по-прежнему обожал аккуратные столбцы цифр, но самая важная сумма в его жизни складывалась из двух пар глаз, улыбок и совместных вечеров. И он всегда помнил, что самые сложные расчёты — это расчёты сердца, и для них не нужен даже волшебный калькулятор. Достаточно одного смелого шага и вовремя подсказанных цифр.

Дело с луковым ароматом. Аркадий Пафнутьевич, частный детектив с потертым портфелем и вечной верой в человеческую глупость, был в своем кабинете и пытался отмыть засохший чай со дна кружки. Именно в этот момент дверь распахнулась, и на пороге возникла она. Не женщина, а воплощение дорогого парфюма, норкового манто и тревожной аристократической надменности. — Вы детектив? — голос звучал так, будто проверял подлинность его диплома. —В часы между попытками отмыть кружку — да, — кивнул Аркадий Пафнутьевич. —Моего мужа похитили! —выдохнула она, опускаясь в кресло, которое тут же заскрипело от унижения. — Геннадия Силыча. И требуют выкуп! Дело, со слов мадам, было пустяковым: ее супруг, олигарх-боровиковед, был похищен прямо из собственного кабинета. Пропала и его гордость — коллекция белых грибов-альбиносов в хрустальной вазе. А затем она с театральным трепетом извлекла из сумки и положила на стол не обычную записку с угрозами, а пожелтевший листок, испещренный выцветшими чернилами, словно вырванный из кулинарного фолианта. — Вот. Это они потребовали. Аркадий Пафнутьевич взял листок. Вместо криминального ультиматума там был каллиграфическим почерком выведен рецепт маринада для опят. На полях красовалась пометка: «Для полного раскрытия букета требуется срочно дополнить рецепт недостающим ингредиентом. Жду. Г.С.». — Рецепт? — детектив недоуменно поднял бровь. — И это всё? —Всё! — всплеснула руками клиентка. — Больше никаких контактов! Я в отчаянии! Аркадий Пафнутьевич отправился на место преступления. Кабинет напоминал оптовый склад грибной лавки. Ни следов борьбы, ни намёка на нарушение порядка вещей. Только на полированном столе лежала одинокая, идеально чистая луковица — молчаливая насмешка над логикой. — Странно, — проворчал детектив. — Обычно похитители оставляют только записки, а тут еще… овощи. Хотя какая разница… Расследование зашло в тупик. Все сотрудники имели железное алиби. Отчаявшись, Аркадий Пафнутьевич решил провести эксперимент. Он заперся в кабинете, сел в кресло похищенного и принялся размышлять, положив перед собой злополучную луковицу. Он вертел ее в руках, нюхал, даже поплакал от души. И вдруг… Хруст. Проседание. Падение. Очнулся он в подвале, пахнущем грибным бульоном и безысходностью. Напротив, за столом, уставленным банками, сидел сам Геннадий Силыч. Он был жив, здоров и пристально смотрел на детектива. — Наконец-то! — радостно воскликнул олигарх. — Я знал, что рано или поздно кто-то догадается посидеть в моем кресле и повертеть в задумчивости ту самую луковицу! Это включало механизм люка. Я ждал ответа на мою записку! — Вы… похитили самого себя? — выдавил Аркадий Пафнутьевич. —Ну конечно! — Геннадий Силыч разлил по кружкам темную ароматную жидкость. — Мне нужен был побег. От нее. — Он ткнул пальцем в потолок. — От вечных упреков и раутов. Здесь у меня полный покой для создания идеального маринада. А тот «выкуп»… для отвода глаз. В этот момент люк снова хрустнул. В подвале, грациозно спускаясь по лестнице, появилась мадам. На ее лице играла торжествующая улыбка. — Ну что, Геннадий, сдаешься? — произнесла она ледяным голосом. —Ольга! Как ты…? —Милый, я за тобой замужем двадцать лет. Я знала, что твой «побег» — это кризис. Я получила твой «рецепт». И вместо того, чтобы играть в твои игры, наняла самого проницательного детектива, который тебя найдет. Прямо как непослушного щенка. Она повернулась к Аркадию Пафнутьевичу: —Счет, пожалуйста, вышлите. И возьмите на дорогу банку опят. - Геннадий, дорогой, собирай свою коллекцию.И идем домой. Аркадий Пафнутьевич вышел на улицу, глядя на банку с грибами. Он так и не понял, расследовал он похищение или участвовал в супружеской терапии с элементами квеста. Но он твердо решил: с загадочными луковицами он больше дел иметь не будет. Это слишком слезливо.

Свист из прошлого. В палисаднике у дома №17 рос старый дуб. А у дуба был Сосед – старик Аркадий Петрович. Каждое утро он выносил во двор скрипучий стул и шкатулку с коллекцией свистулек. Сорок семь штук. Он не играл, а «будил» их. — Смотри, Василий, — обращался он к дубу. — Этому петушку под семьдесят. Поет, как генерал. Дуб шуршал листвой в ответ. Он помнил, как после войны Аркадий Петрович купил первую свистульку – улыбающегося поросенка. Его тоскливый визг пробил ледяную пелену в душе. С тех пор каждая свистулька была вехой: вот эту он купил, когда нашел мать, эту – когда женился, а в виде кораблика – когда родился сын. Но сын вырос, улетел в большой город. Приезжал редко, с дорогими подарками, которые старик вежливо убирал подальше. Ему нужны были свистульки и молчаливый друг-дуб. Как-то в субботу во двор въехала красная иномарка. Вышли сын Андрей, его жена Лиза и внук Сережка, уткнувшийся в телефон. — Отец, мы на выходные! — крикнул Андрей. Аркадий Петрович кивнул, глядя на внука. Затем вздохнул, открыл шкатулку, достал свистульку-медвежонка и извлек из нее залихватскую трель. Сережка оторвался от телефона. Его глаза округлились. — Во дает! Дед, а это что? — Секретное оружие против сонных воробьев. Хочешь попробовать? Мальчик дунул. Раздался нестройный, но громкий свист. — Вау! — прошептал он, и его лицо озарила улыбка. Он забыл про телефон. Весь уик-энд Сережка не отходил от деда, слушая истории о каждой свистульке. — Пап, а мы можем на следующие выходные тоже сюда? — спросил он уже уезжая, сжимая в руке подаренного глиняного соловья. Андрей и Лиза переглянулись. Через неделю они приехали снова. А вечером случилось чудо. Аркадий Петрович сидел на стуле, Сережка – рядом на корточках, а напротив, у клумбы, присел Андрей. Он смотрел на отца и сына, и в его глазах стояла тихая нежность. — Пап, а помнишь свистульку-паровоз? Ты мне в шесть лет подарил. Я ее разбил... Так ревел потом. Аркадий Петрович хитро прищурился, порылся в шкатулке и достал аккуратно склеенный паровозик. — Ждал, когда вспомнишь. Думал, уже и не спросишь. Андрей взял его, этот осколок детства, и губы его задрожали. Он дунул. Залпом, по-детски. Тот самый сиплый звук... И тут засвистели все. Дул в дракончика Сережка, выводил трели Аркадий Петрович, присоединился Андрей. Получился дикий, немелодичный, но до слез счастливый оркестр. А старый дуб Василий тихо шуршал листвой, сбрасывая на них золотую пыльцу. Он хранил много историй. Но эта была одной из самых душевных. И самой смешной. Потому что кот Фунтик, услышав этот рев, в ужасе свалился с забора прямиком в рассаду Петровны.