ЧУДНЫЙ ГОЛОС

Выйдя из кабинета матери-настоятельницы вместе со священником, Карвальо наконец разразился долго сдерживаемым смехом, чем вызвал замешательство своего друга. — Мне смешно оттого, что времена меняются. Теперь даже монахини просят Бога ниспослать им испытание полегче. Человечество вырождается. Послушай, а ты всерьез веришь во все это? — Во что, в религию, в Бога, в монахинь? — Да. — Я не задаюсь этим вопросом. Раньше верил, и с тех пор уже больше двадцати лет я веду себя так, словно верю. Это глубоко личная проблема...

— Вам, Гонсало, мы доверяем, вы сумеете разобраться в этой истории. У нас мало политкомиссаров с такими способностями и на которых можно было бы до такой степени и с полным основанием положиться. Поэтому расследование этого дела поручено вам. В тот же вечер я рассказал обо всем „братьям“, Моцартам. Оказывается, какие-то слухи до них уже дошли, и они говорили, что доказать незапятнанность репутации Республики очень важно. Моцарт-один заверил меня, что они на моей стороне и что я должен до конца разобраться в этом деле, не обращая внимания на местные власти...

— Я же тебе говорил, что тут готовят вкусно. Карвальо прищелкивает языком, пододвигая к себе тарелку с вермишелью. — Тушеная вермишель, не разварившаяся, пальчики оближешь. Надо попросить рецепт, хотя я думаю, что главное тут — кровяная колбаса. — Тебя не проведешь. Монахиня уносит пустые тарелки двух мужчин, единственных, кто сидит за длинным монастырским столом, затем вносит блюдо, от которого исходит такой аромат, что возбуждается даже священник. — Запеченные свиные ножки под чесночным соусом, это объедение, Карвальо, клянусь тебе...

— Я не всегда ем так скромно, иногда хожу в монастырь, где готовят довольно хорошо. — Ага, значит, товарища по героическим временам ты кормишь какой-то рыбешкой, а пируешь с монахинями. — Каждому свое. Гражданская война. Чем дальше читал Карвальо завещание или как там еще назвать записки Гонсало Сеспедеса, тем сильнее он чувствовал: нужно все время помнить — для многих испанцев гражданская война еще не кончилась. Она была жива на этих отредактированных страницах переделанных позже воспоминаний,...

— С тех пор как это случилось, я ни о чем другом думать не могу. А монахини… Монахини, монахини… Только их не хватало. Сыр из картофельных очисток и монахини. — А они что думают? — Эти бедные женщины совсем растерялись. Ничего серьезнее в их жизни не происходило с тех пор, как им сменили облачение и укоротили юбки. Карвальо не без ехидства смотрит на священника. — Клянусь тебе, в первый раз мой клиент — священник. — Я тоже в первый раз с глазу на глаз разговариваю с частным детективом. — Для меня это все равно что пойти на мессу, а я там не был с тысяча девятьсот пятьдесят третьего года...