Гелюська Гитлина

Какое-то мгновение я думал, что он не ответит. — Потому что я это видел, — медленно проговорил он. — Тот первый людовициан, которого поймал мой наниматель, был моим. Он пожирал меня. * * * — Мне не пора закапать свои капли? Я достал из кармана куртки мобильник. — Еще около десяти минут. — Около? — Ровно девять, — сказал я. Он кивнул, о чем-то думая. Перемена в нем была незначительной, но она была. Исчезло что-то от его беззаботной уверенности, от глянцевой лощености. Сидя на своем стуле, он, казалось, сделался ниже, сгорбился, а шея у него ушла в плечи. При такой позе голубая рубашка, прежде выглядевшая...

Я достал из кармана мобильник и взглянул на дисплей: 13.32. — Легко, — сказал я, снова сглатывая, чтобы прогнать изо рта мерзкий привкус. — Ваш наниматель — вы работаете на доктора Фидоруса? — А-а-а! Великий доктор Фидорус? Нет, боюсь, что это не так. Хотя вы можете сказать, что Фидорус основал эту школу, а мой наниматель ее развил. Нет, о Фидорусе уже несколько лет ничего не слышно. Если он еще жив, то ведет очень уединенный образ жизни. Эти его слова я отложил в сторону, чтобы обдумать их, когда в голове у меня будет попросторнее. — Что вам известно об экологии людовициана, мистер Сандерсон? — Это концептуальная рыба, акула...

— Боже, да вы здоровы ли? — Я в порядке, хотя, думаю, что-то подхватил. Так или иначе, я полагал, что благословением и проклятием двадцать первого века стали мобильные телефоны, вы не согласны? — А-а-а, это еще одно благословение и проклятие двадцать первого века. Эти благословенные и проклятые вещи, они повсюду. Со счета собьетесь. Я вяло улыбнулся. — Ладно, — сказал Никто. — Вы здесь не для того, чтобы обсуждать мои луддистские наклонности, [23] не так ли? Мне, вероятно, следует начать с того, чтобы принести свои извинения… — Нет, подождите, — сказал я, вспомнив наконец о пластиковом пакете с диктофонами, висевшем у меня на запястье...

Я старался сохранить самообладание. Старался вообще не думать о людовициане. — Вас не… — Я тут же попробовал снова, громче: — Вас не слышно. — …ы. М [] ест [] ре? — В Манчестере? Нет. Я… — Н [] до [] ать. — Я плохо вас слышу, — сказал я, хотя не был по-настоящему уверен, что вообще кого-нибудь слышал. — Д [] го [] ать. Н [] де… — Алло? — сказал я, — Кто-нибудь меня слышит? Кто это? И, пока я изо всех сил вслушивался в шипение, из моих легких явилось слово и сорвалось у меня с языка, совершенно меня изумив. — Клио? — сказал я. Связь прервалась. * * * Кот слегка приподнял голову, приоткрыл один глаз, моргнул и заснул снова...

— Ну и глупо. — Некоторые вещи глупы. Это не мешает им быть настоящими. Вот я глуп, а все-таки вот он я, рядом с тобой. Клио взяла бутылку и улыбнулась. — Это правда. — Слушай — я люблю тебя и, что бы ни случилось, всегда буду рядом, если ты этого захочешь. Но тебе надо начинать от этого избавляться. Ты же не хочешь кончить тем, чтобы все время срываться, как я, с катушек, так ведь? Клио смотрела на воду. Я знал, что она решает, рассердиться на меня или нет. Минута проходила за минутой. Чайки упустили то, что их интересовало, и с криками поднимались в небо. За пролетевшим самолетом остался прямой белый след...

Большую часть пути Клио молчала и продолжала молчать, когда мы дошли до места, взобрались по скалам и оказались лицом к лицу с волнами. Я знаю, как себя вести, когда происходит нечто подобное, — точно так же, как Клио знает, что делать, когда со мной случается один из моих странных заскоков. Задача моя состоит в том, чтобы быть рядом и ничего не говорить, просто оставаться поблизости и ждать, чтобы это прошло. Иногда после продолжительного молчания Клио взрывается насчет какого-нибудь пустяка, который я сделал или о котором забыл, или о чем-то таком, что в этот день пошло не так. Тогда моя задача сводится к тому, чтобы слушать, не возражая, и быть готовым, если она расплачется...

— В чем дело, милый? Я изо всех сил пытался объясниться, мягко передавая ей в ладонь слово за словом, словно они были маленькими, утыканными шипами минами — «осторожно, осторожно, осторожно». — На кого ты похож! — сказала она. — Может, тебе стоит прогуляться или куда-нибудь сходить? Чтобы размять ноги? — Может быть. — Хочешь, пойду с тобой? — Нет, думаю, мне лучше побыть одному. — Ладно. Что ж, скоро уже закат, и у берега полно рыбешек. Можешь взять, что там осталось от сэндвичей, и покормить их. — Она снова улыбнулась. — И может, на обратном пути прихватишь мороженого? Вот так Клио избавляет меня...

Я споткнулся, зацепившись носком ботинка за дорожку, и на мгновение подумал, что звук исходит из пакета, зажатого у меня под мышкой, а затем понял — почти тотчас и с высоковольтным изумлением, хлынувшим прямо мне в череп, — что происходит на самом деле. Вытащив из кармана куртки мобильник, я прищурился, глядя на ярко-зеленый дисплей: «Вызов» Ответить? 12 Фрагмент о лампе (Часть вторая) Большой и указательный пальцы Клио скользнули вокруг основания ее стакана с «Амстелем». — Вопрос в том, — сказала она, — почему ты против гамака? — Ну… — Боже — ты — мой, — перебила она меня, безупречно подражая интонации одной из героинь «Секса в большом городе»...

И запомнил звуки, слова, обладающие звуковой оболочкой. Понятия, идеи, беглые очерки других жизней, записей, чувств. И это жило, оно явно было живым, наделенным волей и способностью двигаться. Странным образом исходя [пропуск текста], свет связывается в моей памяти, мощными усилиями поднимаясь кверху, против панически быстрого течения моих мыслей. Людовициан, всеми возможными способами вторгающийся в мою жизнь. Это я натворил, Эрик. Я его выпустил. И вся ответственность лежит на мне. Прости меня, прости. Сожалею и надеюсь, Эрик * * * (Получено: 1 мая) Письмо № 206 Дорогой Эрик! Вопр. Что такое внепространственные области? Отв...