Федор Булетов

Все были чем-то заняты. А мама всё не возвращалась.К конторе подъехал знакомый киргиз, «кант бала!» — помахал мнерукой и вошёл внутрь.Может быть, всё-таки нужно и мне пойти туда и поискать маму?Из барака вышел очень красивый человек: улыбка во всё лицо, глазасиние-синие.— Здравствуй, я Кравченко. Маму ждёшь? Она придёт после вечернегонаряда. Иди пока домой. Я скажу, что ты её там ждёшь. — И ушёл вконтору.Странно. У мамы нет никаких нарядов, да и оба «знакомца» былиодеты совсем обычно. И музыки не слышно. На маскарад не похоже. Оченьстранная вещь — здешний вечерний наряд.Из труб в доме пошёл дым...

части: в одной половине — комнаты, где жили семьи, в основном русские иукраинцы, в другой — большое пустое помещение с двумя длиннымилавками: место, где проходили собрания, оно называлось «красныйуголок». Русские во время собраний сидели на лавках, киргизы — на полу,поджав ноги. Киргизы не любили сидеть на стуле: «Я не собака, чтобы назаду сидеть». В посёлке стояло всего два дома: наш барак и дом счерепичной крышей — контора. В здании конторы ещё была квартирауправляющего отделением. В некотором отдалении стояло множество юрт:там жили киргизы — один из кочевых киргизских родов, «посаженных» напостоянное место...

погрузили какие-то мешки, поставили здоровенный сундук, посадили нас смамой и — цоб-цобе! — поехали. Быками управляют не при помощивожжей, а криком: «цоб!» — направо, «цобе!» — налево.Приехав на место, Савелий молча приволок в комнату сундук, всемешки, буркнул: «Ну, живите», — и уехал.В поклаже оказались мешок пшеницы, мешок початков кукурузы и двамешка тыкв, в сундуке — постельные принадлежности, одежда для насобеих, чугуны, сковорода, посуда и два ведра.Надо сказать, что к тому времени из всех вещей, взятых нами изМосквы, у нас осталась только одежда, что была на нас, да два «тома».Первый — маленький...

сам решил: как парней в армию заберут, пойдёт работать в колхозбычатником — всё равно без мужиков хозяйство порушится.— И как же вы будете? — спросила мама.— Вот будет работать в колхозе. Бычатнику вон полтора трудодня[12]во весь год положено, а Савелий и так за ихними бугаями приглядывает— наши ведь, племенные. Мы сами их колхозу отдали — всё равно всёсело к нашим бугаям своих коров водило. Нас за это и не раскулачивали. Иработников мы никогда не держали — сами ломили и все «излишки» вколхоз отдавали. Они только к нашему хозяйству приглядывались, а отецсам скот пригнал. Вот и не тронули. Оставайтесь у нас, перебедуем вместе,дочушка...

Если на еду резали овцу или барана, Савелий выделывал снятуюшкуру. Из выдубленных шкур потом шили кожухи всем членам семьи(кожух — это что-то вроде дублёнки).Вот какая семья взялась выхаживать и обихаживать маму и меня.Мама быстро пошла на поправку. Её лечили, а меня, похоже, простооткармливали. Но сколько же интересного я увидела за это время! Какмолотят цепами пшеницу, как прядут шерсть, как ткут. Савелий взял меня ссобой в горы — мы ездили за глиной, из которой делают посуду. Онвырезал мне ложку — маленькую, по руке.Улыбался Савелий редко, говорил — и того реже. Вопросов маменикогда не задавал...