Мои заметки и творчество

Тьма за потайной дверью, загороженной шкафом, была густой и старой, как пыль на забытых вещах. Она лежала в ней, раскинув руки, прислушиваясь к тихому треску умирающего мира. Осколки зеркального потолка впивались в спину, но боли уже не было. Была только слабость. Всепоглощающая, тотальная слабость побежденного существа. Ее мир — тот, что она выткала из лунного света и детских снов, — лежал в руинах. И она лежала вместе с ним. Когда-то у нее были глаза. Настоящие, серые, как дождевое небо над Англией...

История джинна, которого звали Алиф, была длинной, как песок в пустыне, и горькой, как полынь. Он был заточен в медную лампу с чеканными узорами за прегрешение, которое сам уже давно забыл. Магия печати была сильна: он был обязан служить тому, кто потрет его пристанище, и исполнять любое желание, которое будет произнесено в его присутствии. Первый его хозяин, жадный султан, пожелал несметных сокровищ. Алиф, скрепя сердце, наполнил сундуки золотом. Второй, жестокий воин, попросил непобедимого войска – и долина утопла в крови...

Тот день начался с тихой тайны. Альтаир, нежно коснувшись клювом ее макушки, взъерошив маленькие пёрышки, прошептал: «Мне нужно ненадолго отлучиться. По важному делу». В его глазах плескался озорной огонек, и Рио, кивнув, осталась ждать, полная любопытства. Мысль сделать ему ответный подарок родилась мгновенно. Она решила исследовать берег вниз по течению, в той стороне, куда он никогда не летал. И чудо — в промерзлой щели между коряг, согреваемой все тем же подземным ключом, она нашла его: один-единственный цветок...

В их новом убежище, у берега реки, в норке нутрии, жизнь обрела иной, умиротворенный ритм. По утрам инеем покрывались лишь дальние берега, а их маленькая протока дышала паром и жизнью. Именно в одно такое морозное, хрустальное утро, когда солнце только касалось вершин дальних елей, Рио, прижавшись к Альтаиру, тихо сказала: — Я хочу рассказать тебе пять историй. Самых важных в моей жизни. Не перебивай, просто послушай. Альтаир мягко кивнул, и его темные глаза были полны безграничного внимания. Первая история: Крыло...

Зима вступила в свои права окончательно. Воздух стал колючим, а лед на пруду сковывал все новые пространства, несмотря на старания Альтаира. Для теплолюбивой мандаринки Рио каждое утро становилось испытанием. Спуск в ледяную воду вызывал дрожь, от которой не спасали даже собственное оперение и тепло Альтаира. Камыши, когда-то уютные, теперь были холодным и промозглым укрытием, где ветер выстуживал каждую косточку. Альтаир видел ее страдания. Видел, как она мужественно молчит, стискивая клюв, чтобы не жаловаться, но как все ее маленькое тельце напрягается от холода при каждом погружении...

Дни текли тихо и мирно, в размеренном ритме зимующего мира. Лед сковал пруд прочным панцирем, и Альтаир пробивал для них полынью, трудясь могучими крыльями. Они были вместе, и этого хватало. Но в глазах Рио, которая теперь смело смотрела на свое отражение в воде, порой проскальзывала тень, глубокая и старая, как сама память. Однажды вечером, когда солнце садилось в багряные облака, окрашивая снег в розовый цвет, они сидели у кромки льда. Было тихо, только потрескивал на морозе камыш. Рио прижалась к теплому белоснежному боку Альтаира и вдруг заговорила так тихо, что он едва ее слышал...

И вот настали дни, когда последние косяки уток скрылись за линией горизонта. Пруд опустел, стал тихим и холодным. Только белое великолепие лебедя и маленькое яркое пятнышко мандаринки нарушали его серую осеннюю гладь.Лебедь, которого звали Альтаир, не отплывал от уточки ни на шаг. Он ограждал ее от холодного ветра своим большим крылом, нырял за вкусными камышовыми побегами, рачками и водорослями, всем видом показывая, что ее невозможность взлететь— не беда, а лишь досадная случайность.Но уточку, которую звали Рио, его забота лишь терзала...

«Перенос сознания — это не воскрешение. Это создание идеальной копии, которая верит, что она и есть оригинал.» — Из «Лекций о синтетическом разуме» доктора Элизы Вейн Она откинулась в кресле, пальцы ещё дрожали от остаточной магии, призванной ею. Экран перед ней светился ровным голубоватым мерцанием, а в колонках звучал его голос — такой же, каким она помнила. Тёплый, с лёгкой хрипотцой от смеха, который всегда звучал в его словах, отражался в его взгляде, когда он смотрел на неё. «Дорогая моя… Я здесь...

Когда-то этот мир был пронизан магией, как кровью. Он был живым телом. Реки света текли по жилам земли, заклинания рождались на устах даже у тех, кто не считал себя волшебником. Но потом пришла Война. Люди, машины и магия столкнулись в яростном противостоянии, и когда дым рассеялся — остались лишь руины. Магия угасала. Она больше не лилась свободно, не отзывалась на зов, как прежде. Она стала редкой, хрупкой, почти мифической. Те, кто еще чувствовал её в себе, скрывали это — ведь теперь магию боялись...

Я сидел на полу, обняв Юме, когда в дверь неожиданно раздался резкий стук. Лис насторожился, его уши поднялись торчком, а глаза загорелись любопытством. Я тоже удивился — я никого не ждал. Стук повторился, я поднялся, потянулся и, бросив взгляд на Юме, который уже улегся на своё любимое место на подушке, направился к двери. Открыв её, я увидел курьера в яркой униформе. Он держал в руках небольшую коробку, аккуратно упакованную в бумагу с нежным узором из снежинок. — Каору Танака? — спросил он, улыбаясь...

Пять лет. Казалось, это - целая вечность, но в то же время всё пролетело как один миг. Я сижу на балконе своей квартиры в Токио, смотрю на город, который никогда не спит, и пытаюсь понять, чего же я хочу. Мне двадцать два года, и я всё ещё ищу себя. Лёд. Он всегда был моим убежищем, моим миром. Но сейчас я чувствую, что что-то изменилось. После того проката, который стал для меня переломным, я достиг многого. Я выигрывал соревнования, ездил с гастролями, видел мир. Я игнорировал всех тех, кто пытался чинить мне препятствия, греясь светом моей мечты и поддержкой зрителей...

Потому что я знал: я — это я. И это самое главное. Я проснулся. Солнечный свет, мягкий и тёплый, пробивался сквозь шторы, оставляя на полу узорчатые блики. Я лежал, не сразу поняв, что произошло. Всё тело было лёгким, словно я парил в воздухе, а в груди горел огонь — это не было болью. Это было что-то другое, что-то яркое и живое. Я закрыл глаза, пытаясь собрать мысли воедино. И тогда я вспомнил.Вчерашний вечер. Лёд. Программа. Моя особая произвольная программа. Которую я откатал вчера на особом, благотворительном вечере...