Александра Бутько

Все краски слились в единое свечение. Полоска розового, синего, лилового сменила одна другую. Никогда не видела ничего такого же нежного и мягкого, словно небо запеленали в детское одеяло и укачали. В голове крутилась мелодия, которую не слышала прежде. Мне стало невыразимо легко, я в этих облаках, в этом море цветов, сиянии, я парю, словно птица наслаждаюсь полетом. Хочется коснуться этой нежности своей ладонью, набрать ее в ладоши и крепко держать что есть мочи. Но она растворяется, рассеивается сквозь утреннюю дымку. Наступает рассвет. Все и всё еще молчит в своём незнании, небытии. Никто не знает, куда ведет его утро, что станет былью, а что так и останется лишь сном...

Птица в последний раз взлетела в небо. А уже через секунду её хрупкое, маленькое тельце падало вниз, готовое разбиться о скалы. От мучительной боли, я закрыла глаза. Звук удара пробудил моё сознание. Мальчик смотрел в то место, где только что погибло чье-то сердце. Он кричал, и слезы хлынули из его глаз. К нему подбежала женщина и пыталась его успокоить, но она была не в силах утешить разорванную душу. И никто не мог сделать это, как и мою... Крики мальчика сменились на одно лишь только слово "Почему?". Я никак не могла унять душевную скорбь, боль, пылавшую теперь во мне. И мои ноги, неподвластные теперь, всё равно несли меня на звук его дрожащего голоса...

С тех пор они и не разлучались. За все эти годы они научились понимать друг друга без слов. У них даже мысли совпадали! Однажды Хидеки не вытерпел и спросил у Юрико: «Тебе грустно?» «Нет, мне хорошо, — последовал ответ. — Просто я думаю». И она не ошибалась. Вот почему Хидеки всегда чувствовал, когда ей было плохо. Просто он всегда думал первым. — Хидеки. — сказала однажды Юрико. — Я должна тебе кое-что сказать, но боюсь, что тебе это не понравится. Я подумала и решила. В общем... Хидеки, мне нужно с тобой расстаться. Навсегда. Ошарашенный Хидеки ответил: «Юрико, может не надо? Может быть нам стоит еще попробовать?» «Нет, Хидеки...

Вытри эти слезы, Лиза! - приказала она, как будто бы желая сказать нечто большее. - Он пришел с хорошей вестью! - Что ты имеешь в виду? Элизабет бросила короткий, злой взгляд на Джулию, и опять на Реджину. Джек стоял спиной к дому, наблюдая за девушками. Он ждал, пока Джулия, Реджина и Элизабет не выйдут на улицу, чтобы пойти с ними. Джек проследил, как они сели в машину. - Что происходит? -спросил он, боясь услышать ответ. Тишину нарушил негромкий голос с заднего сиденья. Реджине не хотелось отвечать, поэтому она промолчала, не зная, что сказать. На самом деле, у нее было несколько предложений, и она хотела озвучить их Джеку, но пока что решила промолчать...

Маленькая букашка очень стеснялась своего роста и своего имени. Поэтому совсем не любила знакомиться. Но однажды она решила это исправить. Она вышла на улицу и стала подходить к каждому прохожему и говорить: "Я букашка, я очень низкая!" У большинства людей были такие же маленькие соседи, как и у неё. И тогда она решилась на ещё один смелый поступок. На этот раз она подошла к самому высокому прохожему в её родном городе и сказала: "Ты знаешь, я не очень-то высокая, но я всё равно рада познакомиться". А потом она пошла домой, радуясь тому, что ей удалось встретить кого-то, у кого было такое же имя, как и у неё...

Хома! ― суслик едва мог говорить, он совсем запыхался, ― бежим скорее! Я видел, что он и сам знал, куда и как бежать, но хотел удостовериться, что и Хома туда же. И они побежали сквозь ночь и снег, через сугроб, где только что не было ничего, а теперь ёрзали на снегу, как зайцы, и хохотали, и кричали “ура!”; но вскоре опять стало темно, и за ними всё гнались и гнались какие-то люди. Но теперь Хоме было ясно, что им нужно спасаться не в ту сторону, в какую гнались за ним; и он ещё более пришпорил и без того уже отчаянно мчавшегося Суслика. Они бежали теперь по той дороге, которой гнались за ними люди, и Хома видел, что они не ошиблись и что там действительно была дорога на постоялый двор...

Тот не обратил на него внимания. Тогда Бублик отошёл от него, сделал круг по двору, а потом снова направился к Тимке. И так несколько раз. Наконец Тимка обратил на него внимание." Ну, что ты хочешь от меня?", — сказал он. " "Ты не хочешь домой?", — спросил Бублик. "Не хочу", — ответил Тимка. Тогда Бублик с разбегу вскочил на забор и, ухватившись за него зубами, перемахнул через ограду. А Тимка, когда Бублик перелезал забор, зацепился за него ошейником и повисел так несколько секунд. Потом он перелез забор и, когда Бублик снова его окликнул, вернулся домой. Вот и всё. В данной сказке Бублик — это щенок, а Тимка — это ребёнок...

Учился Коля блестяще, казалось, что его талантам нет конца. Вел себя уверенно, спокойно. А как он за столом стелился: клал ноги в кресло, на документы, которые не умещались на столе и приходили на колени. А потом мы чувствовали, что пришел час поучиться. После математики начиналась алгебра, а потом физика. И то, что Коля страстно любил эти предметы, абсолютно не имело для нас никаких последствий. Коля вел себя так, как ему преподносили на занятиях в университете. А я училась хуже всех: с трудом могла понять физику. В качестве сдачи она принималась, а вот понять ее алгебру, увы. И я очень благодарна Колиной маме, которая все терпела и трудилась над моими знаниями, над развитием моего ума...

Между тем к нему подошли еще двое. Судя по рюкзакам и скрипучим кожаным ботинкам, они были молодыми. Лица их были по-детски округлыми, и они крепко держались за руки. Ребята были мелкими и худенькими, у каждого под мышкой — рюкзак. Представились так, что я вообще перестал что-либо понимать. Было ужасно неловко, потому что я только что встречался с девчонками, после тяжелого дня и ночного дежурства. Они сказали, что тоже хотят спать. В ожидании ответа я зажал ухо пальцами, чтобы не разбудить Милу, но она зашевелилась и недовольно заворчала: — Они хотят спать... — А, это твои подружки. — Я неохотно убрал руки...

В этот день у него был выходной, и он сидел на скамейке перед входом в свою школу. Он ничего не делал и не ел. Так прошло несколько часов, когда его окликнули: — Эй, ты что тут делаешь? От удивления он вскочил со скамейки и развернулся. На него смотрели две пары знакомых карих глаз и один ярко-голубой, очень похожий на глаза Эрика. А вы? Парень, который его окликнул, был на голову выше. Он улыбался. Его волосы были не такими рыжими, как у Касла. — Да мы тут рядом с тобой живем. Я — Ник, Ник — я, и еще брат мой, Питер. Мы с братом тут сидим уже столько времени и ждем тебя. И тут парень заметил на шее Ника цепь в форме змеи...

Она теперь часто навещала их квартиру на Новинском бульваре, часто разговаривала с родителями Ромки, они ее принимали как родную. В июле пришел вызов в Москву, и их повезли работать в Германию. Людмила оказалась начальником той самой лаборатории, куда Васильевы направили Ромку. Людмилу послали в пригород Берлина, в городок Магдебург, и она часто бывала там, навещала Васильевых. Ромка как-то сказал Людмиле: «Мы теперь, наверное, женимся». Правда, он так и не смог сказать ей, с кем все же останется. А Людмила в знак своего согласия вышла замуж за его старшего друга и шефура Петьку. Правда, она не знала, что тот на самом деле Петька, но старалась как можно лучше загладить свою оплошность...

Сначала они избегают взрослых, не хотят делать то, что им прикажут, а потом и их дети начинают жить по-своему. Василиса не избежала этой участи. Но все это произошло не так давно, еще десять лет назад. Людмила даже не догадывалась, как глубоко спряталась та, другая, Любочка, которую она когда-то так сильно любила и так часто думала о ней. Ее дочь, та, которой теперь нет в живых, тоже, как и Люба, напоминала ей о своей погибшей сестре. Людмила поняла, что ее сердце было разбито из-за того, что она полюбила чужого для нее человека. Но время все притупило, и ей казалось, что это случилось давно и не с ней...