Ignat Odnosolodov

Под мерцание лейбла и завывание экзистенциальных дыр (свобода – то изначальное, без чего нет ничего) нарисовался сюжет. Комната, стены, дверь. Сартр и его ученик. Ученик: Так я свободен? Сартр: Совершенно. Ученик: Совсем-совсем? Сартр: Да. Вы – абсолютно свободная субъективность. Ничьи мнения над вами не властны. Воображайте мир, каким хотите, не зацикливайтесь в воображении, презрите общие понятия. Вы – бог самому себе, вы – творец своего мира, своей судьбы. Никаких стен для вас не существует, никаких ограничений, барьеров, препятствий...

– Обними, не стой как истукан! – Клади больше, кого ты стесняешься!.. – Тебя не кормят? Такой бледный! – Пей! Это дорогое вино. – Где ты работаешь? Сколько тебе платят? – До сих пор не женился? – Живешь там же – в старой квартире? – Отдохнуть так никуда и не съездил? Закон гостеприимства – то, чему обучать не нужно. Это интуитивное знание и навыки. Когда ребенок, совсем маленький ребенок, хочет кому-то сделать приятное, он выкладывает перед гостем свои игрушки, предлагая ему выбрать любую и вообще поступать с ними так, как тому нравится...

Хороший был жанр, взлелеянный ортодоксами, – проба на вкус подношений и даров! Один укус вопиющего дегустатора, и сразу ясно, какой плод вырос на обильной почве, какой – на гнилом болоте, а какой – вообще на зыбком облаке, куда и ноге садовника не ступить, ведь если и задерется нога к свисающему с неба идеалистическому туману, то на нем не укоренится, проваливаясь обратно в замшелую явь. Теперь же иное виртуальное облако плодоноснее ухоженной почвы будет! И что тут, в сетевом облаке, нам на пробу?...

На носу – очередные думские выборы. Зачем? По какой надобности? Баловство! Игра верхов с низами и наоборот. Прелесть этой игры в этом, что она никого ни к чему не обязывает. Во всяком случае – пока не обязывает. Была ли Дума истекшего созыва полноценным, не понарошку, органом власти? И не была, и не хотела быть органом, и не воспринималась как полноценная. Опереться можно на то, что сопротивляется. Знаменитое – мифическое: «А что скажет товарищ Жуков?» – не стало бы знаменитым, если бы товарищ Жуков, пусть и мифологический, на все податливо кивал головой...

Монолог обнаружен в почтовом ящике в папке «спам». Имя и судьба его автора неизвестны. Снова здесь – в парке. Пустынно и хорошо! Деревья, дорожки, скамейки. Я молчу – они молчат, уважают мое одиночество. Я – не сумасшедший, наверное. Просто нравится быть одному. Не знаю, как вы, а я в толпе забываю себя. Мне трудно определить, где – я, а где – я для других, то есть лице-мер. Осень уже. Еще одна осень: кому первая, кому последняя, – каждому своя. Да, последняя. Вот и лист падает. Корчился, тужился и упал...

По крышам и тротуарам скитался вечер. Во дворах пенсионеры судили политиков, подростки гоняли мяч, малыши прыгали с горки, а по аллеям городского парка прохаживались юноши и девушки. Некоторые прилегали друг к другу сидя на скамейках. Из динамиков звучала энергичная музыка, кусты и деревья дрожали от смеха. – Ты меня разыгрываешь! – пенял студент Олег старшекласснице Насте. – Женщины э… в эти тайны проникают раньше мужчин. Когда я учился в школе, наши девчонки на нас смотреть не хотели, дескать, мы – молокососы, зато они в курсе и центре событий...

Мир благосклонен к нам, пока мы молоды, безрассудны, и не споткнулись о корягу в темном переходе из поры романтической наивности в пору знобящих потрясений. Как непреклонны наши стремления, как бескомпромиссны наши суждения, пока мы не споткнулись! Если и случаются с кем-то из посторонних неприятные события, то нам, адептам своеволия, они кажутся следствием ротозейства пострадавших или заслуженной ими карой за прегрешения перед силой, которая верховодит изгоями и париями. Мы – выпечка из другого...

Березы переоделись в желтое, рябины набросили на себя плащи из багряной болоньи, а ивы и тополя хранили верность зеленому, уже изрядно поношенному и протертому до лунных дыр. С рассвета и до темноты небо было завешено облаками, где серый чередовался с голубым, образуя на мутных стыках свинцовые вздутия. Прогулки солнечных лучей по сырым склонам города стали редкими и скоротечными. Солнце явилось и пропало. Лариса с прибрежной скамейки глядела на отрезанный от нее лезвием воды берег, застроенный лет сто назад двуглазыми домиками и заново расписанный фантазией октября в лубочные тона...

Майкл убрал ладонь с гладкого бедра Джулии. Взглянул на часы. Прошел в ванную. Умылся. Вытер жилистый торс полотенцем. Накинул рубашку. Влез в джинсы. Склонившись над Джулией, поцеловал ее – спящую. Джулия встрепенулась. Ее распавшиеся груди волнисто дрогнули. – Ты идешь? – Иду, – Майкл вынул из ящика пистолет. Отстегнул магазин. Осмотрел. Заткнул снаряженное оружие за пояс. – Увидимся, окей? Джулия догнала Майкла перед самой дверью. Повисла у него на плечах. – Не встречайся с ним, не делай этого! – Перестань...

Вы видели Вавилонскую башню? И ту, этическими ярусами раздвигавшую хляби, и эту, расслоившуюся на побуждения и смыслы в тщетном величии эстетического подобия. Я видел. Однако при чем здесь конспирология? «В недоумении? Я тебе поясню!» – окликнул меня Вергилий и повёл по эстакаде развалин, умаляющих оползни римского Колизея. Гм. Откуда в православной Библии язычник Вергилий? Западня. А если снова припасть к источнику интроекций?.. Здесь подразумевался product placement, но… типография оказалась богобоязненной, – что к лучшему, меньше будет трансцендентальных инсайтов...

Пришло время рассказать правду. От начала тех планетарных событий миновали долгие исторические месяцы. А сколько было изведано всего прекрасного!.. И – да! – заслуживают благоволения сотни тысяч взыскующих апроприации. Перспективами России овладела Конституция, и В.В., внемлющий закону и Проведению, мечтал о простых человеческих радостях, – когда идеологам, тем из них, кто причастен к суетным тайнам, стало ясно, что без В.В. с Россией и с ними случится что-то не совсем то. Благообразные и торжественные...

Лукашенко. Всё не то и не так. Мне говорят: узурпатор и диктатор. Палач трудового народа и разбуженного пандемией прекариата. Нет. Выкладки дилетантов. Зависть мещан и прочего массового общества! Мимо нас – винтажных визионеров. Однажды был я в Беларуси, а был не один, и восторгался, озираясь, из бескорыстных, между прочим, чувств и ощущений, без бюджета на братскую пропаганду: ой, серый асфальт, ой, зелёный штакетник!.. Ветряные мельницы, ну, которые из конусного железа, а сверху – винт, как у ракетоносца!...