Дмитрий Куренков

Голос был противным, словно его пропустили через мясорубку. Женский, но с металлическим оттенком, совсем не похожий на человеческий. Голос вещал: — Внимание! Вам предстоит первая дуэль, расслабьтесь и приготовьтесь к перемещению. — Что? — сглатывая слёзы, выдохнула я в говорящую штуковину, не зная плакать дальше, или смеяться. Это ещё что такое? Откуда идёт звук? Ни решёточки, ни антенны, что это за устройство такое? Меня разыгрывают? Больше я ни о чём подумать не успела: ноги и руки вдруг стали ватными, голова закружилась, по телу разлилась невероятная слабость, похожая на сильное опьянение, только слишком жуткое, чтобы расслабляться...

«Новый день! Новый день! Начинается! Просыпаются все, улыбаются! Просыпайся и ты, посмотри на часы…» Я хлопнула по будильнику, чтобы тот заткнулся и натянула на голову одеяло. Но мой мозг уже ожил. События прошлого вечера вихрем пронеслись в памяти и стало как-то не по себе. Особенно от того, что было после клуба, когда я вытянула Эрика на улицу и швырнула ему пакет со льдом, полученный у бармена. Я не хотела его слушать, но пришлось, пока ждали такси. Он, конечно же, извинялся со всеми вытекающими из этого «соплями». Говорил, что сам не знает, как так получилось, что он не хотел... Короче, выглядел он жалко, и не только из-за «фарша» на лице...

— Итак, повторим. Естественный отбор — эволюционный процесс, в результате действия которого в популяции увеличивается число особей, обладающих максимальной приспособленностью, в то время, как количество особей с неблагоприятными признаками уменьшается. П-ф-ф. Я уткнулась лбом в стол. Одно и то же. Надоело. Такое ощущение, что в университетской программе по биологии все часы посвящены этой теме. Остаток лекции пришлось проспать. Конец октября выдался тёплым. Солнечные лучи всё ещё приветливо ласкали кожу. Листья, как крекеры хрустели под тяжестью ботинок — мне всегда нравился этот звук, он напоминал детство...

Медиатор взял обе чаши в руки, поднял над головой. —Что ж, не стоит ребёнка лишать отца. Ажедаф Эцилоки подавляющим большинством голосов, — миска с белыми камнями опустилась вниз, — оправдан по всем пунктам. Прошу покинуть зал. Судьи сдержанно похлопали, облегченно вздыхая. Им было о чём поговорить на досуге. Дасутэф вежливо попрощался с ними, потом с Ажедафом, а там как ветром сдуло: медиатора ждали ещё в нескольких местах. Весь Ясмаф пока не знал, что в этом зале разобрали уникальное дело. Эцилоки с ужасом думал, какая шумиха поднимется, если хоть крупица осядет в руках журналистов. Но ещё в начале слушания на Ажедафа был наложен запрет о разглашении подробностей дела...

Ажедаф сидел у камина. Языки пламени переливались разными цветами. Оранжевый перетекал в кроваво-красный, синел до глубины, тоскливо зеленел, чтобы через миг пожелтеть выгоревшей листвой и вновь потеплеть до солнечного. Профессора Эцилоки не радовал ни стройный ряд книг на полке. Десятки кругов каторжного труда во имя науки Ясмафа — лишь мгновение в памяти. Ни пышные цветы на окнах, подаренные гостями из других миров. Ни голографическое сияние альбома с плазмокадрами. Руки дрожали, сжимая обложку до боли. Ажедаф почти плакал. Ничто. Никто. Незачем. Уже целый круг её не было на свете. Ажедаф Эцилоки жил насыщенно и до знакомства с милой Дору...