Поэзия и музыка

Мы медлим по Ростову в поздний час. Вот чья-то грусть прошла, туфлями шаркнув. Окон едва пылающих огарки Мерцают, к Дону провожая нас. Спускаемся к причалам, где торчат Кораблики, которые не могут Решить, кому они принадлежат, Морскому ли, речному богу. На набережной в темноте людской Всегда за столиком найдется место, Где к карбонаро подадут пивко Туристам, одуревшим от сиесты...

За нами мчит чума На копьях злых татар. Пред нами – страх и кровь Удравших в ночь мадьяр. А мы с тобой вдвоем На ризах двух ветров Возводим новый храм, Глотая гарь костров. Фундамент – за полдня, Алтарь – за полчаса, И вот уж купола Внедрились в небеса. Два войска по земле Ползут и села жгут, А мы должны бежать И строить церкви на бегу. Все мы строители, Радача, Все мы строители Вечной и благостной Божьей обители...

Нет, я не Байрон, я совсем Другой какой-то парень. Не Теннисон, не Лафонтен, Не Китс и не Державин. Признаюсь вам, как на духу, Чего уж там стесняться, Я не Гомер и не Ду Фу, Не Блейк и не Гораций. Вы спросите, ну, как же так, Что я не Маяковский, Не Бальмонт и не Пастернак И даже не Твардовский, Не Калидаса, не Катулл, Не Йетс, не Фирдоуси. Отвечу вам начистоту: Да я и сам не в курсе. Я был бы на небе седьмом, Я был бы счастлив просто, Но я не Шелли, не Рембо, Не Гёте с Ариосто. И почему, скажите,...

Я взираю на мир сквозь решетку систем, Все мне кажется ясным и четким. С дисциплиной – все в норме, с едой – без проблем, Кто есть кто, что есть что – я согласен со всем. Все ништяк посредине решетки. Куча схем и названий – на каждой двери, И на каждом шагу – указатель. Бьют – беги, хвалят – радуйся, дарят – бери. То – не трожь, так – не делай, туда – не смотри. Хочешь хлеба со зрелищем – нате! Как за пазухой, я всем доволен, ей-ей. Мне тепло и светло за решеткой моей, И охранники – крепкие парни...

Самое известное произведение композитора Евгения Доги – вальс из мелодрамы Э.Лотяну «Мой ласковый и нежный зверь» (1978) – был написан за одну летнюю ночь прямо на съемочной площадке. Актеры, которые впервые услышали его, подумали, что композитор наигрывает какую-то забытую классику из прошлого, и были поражены, когда узнали, что это сиюминутно созданное им оригинальное сочинение. Рожденная «в боевых условиях» мелодия оказалась настолько красивой и завораживающей и настолько покорила публику, что количество грампластинок с записью вальса приблизилось к рекордным показателям в Советском Союзе...

Он говорил ей: «Подожди, Вот только стану знаменитым, И мы с тобою, Афродита, Увидишь, всех опередим». Он замки строил в небесах, Романсы пел, слагал баллады, А ей не это было надо, Пока цвела ее краса. Тогда стояла на дворе Година распродажи смыслов, И у богинь другие мысли Роились в мозговой коре – О прозаических вещах, О крове, о насущном хлебе. Ей было стыдно в ширпотребе Являться в свет на вечерах. Ему мерещился удел Кропателя изящных книжек. Ей было важно просто выжить – Не с кем, не чтоб, а – в чем и где...

Мой кот – последователь Мао, Все время стонет: «Мяу, мяу!» Он трусоват и голосист. Наверно, правый уклонист.        Ведь если б левым был он,        То вырос бы дебилом. Дебилы лезут напролом, А этот трется под столом Об ноги, дескать, эй, балда, Чего сидишь? Похавать дай.        И взгляд такой тоскливый.        Все правые – такие. Всегда невовремя орет С уклоном правым рыжий кот. Без передышки дрыхнет, плут. Садишься есть – он тут как тут,        И клянчит: «Мяу, мяу!»        Комедию ломая. А,...

Чайки кружатся над морем. В море плещется кефаль. Между радостью и горем только Божия печаль. Ветер бродит по мечети. Солнце золотит витраж. Жил да был на белом свете Ашиата Шиемаш. На Земле стоял когда-то древний город Вавилон. Там в семействе небогатом славный мальчик был рожден. Отрок с детства силой некой был ко Господу влеком, О спасеньи человека думу думая тайком. В те века царили в людях только зависть и вражда, И казалось, так и будет в душах грех царить всегда. Ни любовь, ни чувство долга сердцу были не указ...

Пингвины в возмущении. Торговая война Каким-то психопатом всей Земле объявлена. На берегу галдят с утра: Наглец, разбойник, трампарам... Паскудник, проще говоря! Ввел пошлины на все подряд. На острове стоит галдеж, Все птицы лезут вон из кож. - А кто он есть? - Какой-то вождь. - Какой он вождь, ядрена вошь?! Пингвинов лучше не тревожь. Моржи с опаской слушают пингвиний тарарам, И все это не по сердцу насупленным моржам. «Зачем весь мир лишать маржи?» - В смятеньи думают моржи. Косаток тоже возле скал Какая-то гнетет тоска...

Жил да был на свете господин такой, Мучился он тяжко немочью одной. Все он делал завтра, завтра ел и пил, Завтра на работу второпях ходил. Завтра собирался сорок дней подряд Съездить к другу в гости и сходить в театр. Постирать рубашку, починить айфон - Все на свете завтра, завтра делал он. Вечно суетился, кое-как бегом Все спешил, все злился, все потом, потом. Все мечтал о чем-то, все чего-то ждал, И всегда и всюду он не успевал. Глядя вдаль, не смыкая усталые вежды, Он все плелся и плелся по жизни вперед И при этом твердил о какой-то Надежде, Что его где-то в будущем ждет...

Покатилося колечко По кровавому крылечку. Покатилося колечко Да разбило мне сердечко. Голова моя повинна. Полюбилась мне дивчина. Ох, краса ее – причина, Что судьба моя кручинна. Эх, жеребий мой покатый! Так и катится куда-то, И не в царские палаты, А в сибирски казематы. Мне бы свидеться с красавой Да взглянуть в глаза лукавы, Что дружок ее плюгавый Целовал в тени дубравы. Мне бы выйти да на волю, Да прийти тропой окольной К моей милой сердобольной На похмельное застолье...

Отпускала меня мать На войну воевать, Обещав сорокоуст в трех церквях заказать. «Только ты там, – говорит, – не ругайся, сынок, Не бранись, не матерись, как тюремный браток, Ну а я здесь, милый мой, Буду Бога день-деньской Умолять, чтоб ты вернулся домой». Тяжело на передке Рот держать на замке, Когда мчишься на хохлов, прорываясь к реке. Сидя в танке, пацаны во всю глотку вопят, И ни слова в простоте, только мат-перемат. Но ведь мать просила не Выражаться, значит, мне Надо зубы сжать на этой войне...