Александр Пчелинцев

Григорий Савельевич Маслаков родился 12 марта 1877 года в крестьянской семье, в слободе Маныч-Балабинский станицы Багаевской, 1ого Донского округа, области войска Донского. До 21 года жизни он вместе с родителями батрачил. В 1899 году призвался в армию, служил в артиллерии, произведен в вахмистры. В феврале 1918 года, Маслаков создал партизанский отряд в родной слободе и вскоре присоединился к отряду Б.М.Думенко. В отряде Бориса Макеевича, он стал командиром эскадрона, а в кавбригаде был назначен командиром полка. В марте 1919 года, за боевые заслуги, Григория Савельевича наградили орденом Боевого Красного Знамени...

Борьба закончилась трагично, резюмировал неторопливый в словах посетитель горкома. Сделав несколько глотков воды, он отодвинул стакан к графину и продолжил свой невеселый монолог. Удивительно, но комбригу всегда сопутствовала удача. Долго мы охотились за ним и все напрасно. Преследовали от Багаевской до Зимовников, гнали наступая на пятки, но при этом постоянно упускали. Уходил от нас сподвижник Думенко, словно вода сквозь пальцы. Учитывая наши промахи и ошибки, он ловко уклонялся от боя, сохраняя свой некогда значительный состав соединения, и неудержимо прорывался сквозь сомкнутые ряды ЧОНовцев...

Что побудило некогда преданного советской власти добровольца РККА, члена ВКПб, отмеченного двумя орденами Красного Знамени поднять "обиженный флаг" и обнажить против нее саблю революции? Две причины на то имелись, причем довольно веские. В нем клокотала обида на несправедливость. На призыв Маслакова:" Кто со мною на Дон наводить порядок, поскольку пришло время рубить чиновничьи головы", выступило более 600 человек. Почему комбрига поддержало большинство конармейцев? Да потому что рядовые бойцы не разделяли проводимой правительством политики. По их мнению, в отношении крестьян она считалась губительной...

Бригада Григория Маслакова, состоявшая из закаленных боями конармейцев 19 и 20 полков, в Северо-Кавказском штабе именовалась не иначе как банда. Несколько месяцев назад, снявшись с фронта, она гуляла на просторах Донской области. Учиняя порядки по своему усмотрению, маневренное соединение, было неуловимой и грозной силой. Перемещаясь на свежих лошадях из одного населенного пункта в другой, группировка уподоблялась летучему голландцу. Многоопытный комбриг, хорошо ориентировавшийся в обстановке и не терявшийся в экстремальных ситуациях, не колеблясь принимал верные решения, что неоднократно спасало его от неминуемого разгрома...

Воцарившееся безмолвие до неприличия затянулось. Тишину кабинета нарушала матушка-природа. По оконному стеклу монотонно барабанили крупные дождевые капли. Непрерывно катившиеся вниз струйки справляли тризну по загубленному, широко известному в конармии герою. Гость потеряно молчал. Вероятно собирался с духом для дальнейшей исповеди, а может сбивал в кучу рассыпавшиеся по полу, будто горошины, сокровенные давно угнетавшие его мысли. Под тяжестью тела заскрипел венский стул. Словно очнувшись, посетитель виновато глянул на писателя, Карпенко молчал. Ради Бога, прошу Вас, не жгите меня взором, я и без того несу тяжелое наказание...

В 1965 году, в Астрахани, Владимир Васильевич Карпенко занимал должность секретаря горкома партии по идеологии. Как- то слякотным ноябрьским днем, чем обычно щедра поздняя осень, им был принят необыкновенный посетитель. Нет, внешне, человек как человек, без видимых в чем либо физических недостатков. Нежданным стало то, с чем он обратился. Глазам писателя предстал немолодой, высокий мужчина. Мельком глянув на вошедшего, Карпенко отметил деталь, поймал ее непроизвольно, но сознанием она цепко удержалась. Легкой походкой к Владимиру Васильевичу приблизился не по возрасту стройный посетитель, что дало повод полагать - он профессиональный военный...

В краю далеком и суровом, ему припало много бед. В сибирь отправлен с долгим сроком, лишенный прав на уйму лет. Прошел горнило испытаний, каких? Не описать пером... Его мученья - пик страданий, их с сердца выжечь бы огнем. Вернулся в степь, кипящей зноем, нет в слободе семьи, друзей. Вся жизнь пресыщенная горем, Сергея боль, в глазах людей. Куда идти и чем заняться? Какое дело в душу взять? А может надо подвизаться, водить овец, чтоб пользу дать? Овечки смирные, как дети, с утра до сумерек с тобой. Живой идеей вдохновленный, земляк доволен был собой. Все ничего, кабы не злоба, она к несчастью привела...

Никогда прежде думенковец не чувствовал себя таким радостным, как в эти холодные дни и ночи. Он изменился. Лицо его выражало самодовольство, исчезла сутулость, походка стала легкой, стремительной и уверенной. Невротическая тоска, которая всегда мучила в разрывах сна и по утрам бесследно исчезла. Празднование знаменательной даты, 40 летие Великого Октября событие радостное, его намечали отметить коллективно в землянке Кравченко. Людей набилось много, но чужих не было, все свои, знавшие друг друга ни один год овцеводы. Водкой запаслись впрок накануне, стол ломился от изобилия продуктов, полно всего:...

Птицей летело время в преклонном возрасте, быстрым ручьем струились дни трудовой жизни. Так вот и проходил Кравченко по родной степи с герлыком через плечо десять лет. Для советской страны растил и оберегал стада доверчивых, вроде детей животных, старался как мог. Дел у отарщика круглый год через глаза, но работы он не чурался, поэтому в короткий срок стал признанным уважаемым чабаном. Весной и летом овцы пасутся наиболее активно рано утром: с 4 до 10 часов, или вечером с 17 до 23 часов. С 10 до 11 отара пьет воду, а с 11 до 16 тырлуется. И только с 23 ночи до 4 утра животные отдыхают. В это время отдыхал и сам пастух...

В 1941 году его вновь подхватило бурное тюремное течение. В который раз, преследуемый неусыпными органами НКВД, степняк испытывал превратности взбеленившейся судьбы. Она глумилась над ним, а он не сдавался, она гнула его, а он не ломался и держался до последних своих сил. Просветы в жизни, но где они и каковы? Глаза слободчанина сразу дымились отчаянием. Конечно, эти короткие радостные мгновения были, как сполохи молнии, мелькнули и их нет...Просветы, значит свобода, а она у него в виде узких белых щелочек. Зато лагерная жизнь - широкая, почти непрерывная черная полоса. Казачий Новочеркасск тоже ничего доброго Кравченко не дал...

Несмотря на то, что советская республика сформировала все необходимые судебные органы, Троцкий добился у Ленина создания собственного ревтрибунала при РВС, чтобы пользоваться им для целей личного террора. Если же личный ревтрибунал не мог добраться до неугодных ему людей, то изворотливые соплеменники Бронштейна обходились без судебных формальностей, то есть убивали, травили, смещали и шантажировали свои многочисленные жертвы до победного конца. Следует заметить, что благоприятной почвой для терроризма в то время была вопиющая безнаказанность, которая создавалась для единокровцев предусмотрительным кумиром...

В двадцатые годы, на заре создания лагерных учреждений, в немногочисленных зонах именовавшихся концлагерями побеги вообще не карались дополнительным сроком наказания. Факт побега, преступления не составлял. Считалось естественным, что заключенные должны бежать, а охрана обязана их искать и преследовать. В первоистоках системы ОГПУ НКВД, это вполне закономерное отношение двух людских групп, стоявших по разные стороны от тюремной решетки. Многое перевидел в местах лишения свободы осужденный Кравченко, но лагерный срок для него особенно тяжелая страница жизненной книги. Здесь ему пришлось отметить...