Stiff

Спасибо родные за письма! Когда мы только заехали в Бахмут (Артёмовск), нам пришлось пару дней ночевать на окраине города, в незнакомом нам доме. Местности мы не знали, завезли нас ночью и, так сказать, приютили отцы-командиры. Дом был приличный, почти не разрушенный, комнатки маленькие, обычный дом, коих миллионы в нашей стране. У нынешних хозяев всё было подготовлено, и нам ничего не оставалось, как ложиться спать. После пары дней ночёвки под деревьями и в кустах, спать на полу в спальнике казалось прекрасным событием, да ещё и тишина была, почему-то, в ту ночь не стреляли...

Шаман и Рус Мой боевой товарищ и друг Черкашин Роман Юрьевич, позывной «Шаман». Ромка погиб в сентября 2023 года, при выполнении боевой задачи. Тогда шёл большой и упорный штурм многострадальной Клещеевки, раненых было очень много, мы выполняли задачу по эвакуации. В некоторых подразделениях не было своих медиков, мы работали за многих. Там, где хотелось чуть передохнуть, Ромка гнал нас вперёд, чтобы как можно больше можно было спасти парней. Многие матери за спасение своих детей должны быть благодарны именно ему...

На войне доброты больше, чем в мире, В мире, где все друг другу враги. В мире, где только карман чтобы шире, А на войне, тут все как свои. За горизонтом, где мирные дали, Там притаилась зависть и злость. В холодном окопе солдаты страдали, Стояли за друга, так здесь повелось. Делились последним, делили бушлаты, Галет на двоих, фляжка на взвод. Где тёплые сны и сытые хари, Дрались, ругались, будто бы сброд...

Глаза открыл: туман - молоко, Братишка как статуя, смотрит на землю. Вчера так бомбили, сейчас никого,  Тишина, даже давит, значит задремлем.  Такие часы непонятно откуда,  Враг непременно, точно устал. Вот даже по бою поняли оба, Победа за нами, сейчас и как встарь.  Откуда-то с мирного, дальнего края,  Солнце восходит, будет жара.  Гудят где-то наши, едут работать,  А мне захотелось сильно дождя...

Наша большая, сильная страна, Сейчас на два, зачем-то, разделилась. Одним теперь уж точно не до сна, Другие спят спокойно, вот уж милость. Одни не знают отдыха, покоя, Душа болит, всё ищут как помочь. Другие же, как раньше, всё рутина, Ждут выходных, а дальше праздник, ночь. Луна взошла и дымом не закрыта, Боец не спит, вслушиваясь вдаль. С ним те в тылу, кто фронту помогает, И боль и тяжесть вместе, все как сталь...

Ты же знаешь, русские не сдаются, Потому, что у русских - в крови бой. Потому, что сердце за правду бьется И за мирное небо над головой! Сколько войн против нас они начинали, И казалось им, что конец наш настал...

Спальник промок, пытаюсь уснуть, Уже подморозило, блиндаж несерьёзный. Братец всё громче ругается, вдруг, С мышами вступил в бой грандиозный. Сел, закурил, крутит каналы, Радейка молчит, но где-то стреляют. И мины так вяло, не плотно летают, Наверное кто-то птичку сбивает. Пока полежу, о доме мечтая, Нет, это лишнее, зачем душу рвать...

Из столицы донёсся слушок, Что не модно Россию любить. Что бояре и с ними шуты, Приказали всем так говорить. А точнее, сказали они, На бумаге напишут другое, Может, даже, сделают вид, Что любят без сна и покоя. Ну а нам, в глубинах отчизны, Уж давно всё равно на бояр. Маргиналам без рода и нимбов, Всё равно кто там, что приказал...

Его хата была с краю, Вроде, тоже гражданин, Но забор повыше ставил, И свой род совсем забыл. Вроде жил как говорили, А сам просил, но не давал, При нужде своих соседей, Окна, двери закрывал. Даже, как-то, анекдот, Про него сказали, То, что жинка  и сынок, Его дрыном гнали. И когда пришла беда, В земли Русские с размаху, Он сказал: - Я никуда! И в подвал залез со страху. Мужики и без надежды, На него махнули. И пошли, кто мог стоять, И свистели пули. И разрывы, смех над смертью, Небо почернело...

Союз распался лет тридцать назад, А я лежу в коридорах больниц, Которые тот союз создавал, И, даже, во многих всё тот персонал. Поменялась тематика криков больных, А двери в палаты никто и не трогал, Взгляды пустые, направлены вниз, А из окон всё так же дует тревога. Теперь в дверях, солдат с автоматом, Изымет всё лишнее, позже отдаст. И те, кто тяжёлый, раненый в ногу, Сигаретку закурит, сестричка не сдаст. По взгляду товарища, братца по горю, Я всё, непременно, точно пойму, И даже не нужно слышать историю, Я так же, взглядом, ему расскажу...

Он жил и верил в небеса, И даже верил в человека, Но тут случилось: грех, война, И потемнела вера в небо. Он с детства верил в братский долг, И жизнь казалась с продолженьем. И смерть это совсем не то, Что в книжках пишут для сожженья. Судьбы насмешки и любовь, Его закинули в окопы. И он увидел смерть и боль, В очах безумных страха роль. И каждый день казался крайним, Крики, грязь, готов уйти. Но сердце дало пониманье, Что дело правое, терпи. Терпел и дрался, был отмечен, Всегда вперёд, и не один...