Мия Ми

Вдали плескалось черное, круглое, глянцевитое. Оно перекатывалось с гребня на гребень, сжалось до размера точки и пропало. Кира сперва приняла точку за мячик. Потом – за голову человека в купальной шапочке. Прошлой осенью пестрили новостные заголовки об утонувшем водолазе. Говорили, воды здесь неспокойные, подводные течения, воронки. Кира оглядела покосившиеся зонты и влажные от мороси лежаки: дерево потемнело, и ветер трепал парусину навесов. Пляж, белый и монотонный, тянулся до горизонта. Коктейль из тумана и белесого неба...

1 Я шел тропинками Нескучного сада, гонял жестянку из-под колы, гонял мысли – обычный парень в линялых джинсах и выгоревшей бейсболке с зайцем, таким, знаете, из плейбоя; больно нравился мне этот заяц, хоть и кепка была вся затаскана. В руках – кошачья переноска. Кошка больше не пищала. Она не спала, но притаилась, и в полумраке котосумки – я подглядывал – глаза ее горели зеленым. Два маленьких кружка светофора: иди. Хотел выпустить зверюгу в гуще кустарников, но решил утопить. Чтоб наверняка. Поэтому свернул к реке...

Тебе /Илье/ Ракушки перешептывались под твоими кроссовками, истертая замша, нити на прорванной штанине, оголившееся колено, обтрепанный рукав джинсовки, серые волосы косо на лоб. Аккуратная фигурка, изломы линий, нервно, приближалась. Песчинки прилипли к ребру ладони. И кофе, черный, без сахара, плескался в стакане под твой неровный шаг на топком песке, вдоль кромки моря. Неверный взмах руки, салфетки на пролитом, они впитывают кофейную горечь. Горечь впитывает песок, горечь слизывают волны, и бумажный стаканчик, незамысловатая лодочка, качается на гребне, плывет в сонную синюю глубину...

*Сейчас это называют фанфиками. Ну да бог с ним, пусть это будет почти фанфиком на Эдичку Лимонова. Я люблю этот рассказ. Из серии моих Нью-Йоркских историй* **По правилам Дзена вся обсценная лексика запикана. Very sorry. Оригинал можно прочитать на моей частной странице ВК** *** – Я выброшу эту книгу! – Нет! Не смей трогать мои вещи! «…на последнем, 16-ом этаже, на среднем, одном из трех балконов гостиницы сижу полуголый я…» (1) Загибаю страницу со следом от вспотевших пальцев. Высовываю голову в окно и оглядываю панораму местности: наш дом в шесть пролетов лестниц, замкнутый дворик напротив...

1 Дверь прикрывали плотно, но она распахивалась сама по себе и приглашала войти в спаленку коридорный сумрак, нацепленные на вешалке вареными капустными листами ветровки и плащи, и сбившиеся стайкой напуганных уточек стоптанные ботинки, тупоносые туфли на каблучке, размокшие матерчатые кроссовки, и примостившиеся возле прихожей слипшиеся зонтики, с них все еще стекали дождевые капли; снаружи поливало, точно какой-то умник нацелил на окно шланг и палил из него мощным напором воды. Грохотало и вспыхивало, и невидимый сквозняк снова и снова толкал скрипучую межкомнатную дверь...

Рина В детстве я думала, Австралия — это зеленые поля и скачущие по ним кенгуру, но на открытке — застроенный блестящими остроконечными высотками город. Не лучше и не хуже любого другого. Но Мельбурн — двадцать четыре часа на самолете, а я — здесь, в Москве, и на мне Маргоша. Маргоша Внутри оконной рамы бьется муха, и ее жужжание Маргошу нервирует. Пара книг на полке повалилась набок. Кипы журналов. На столике — следы от кружек. Одежда — кувырком по комнате, и постель криво заправлена. Маргоша — сверху, на куче вещей, а глаза — в потолок...

1 По бугристой коре старой ели взобралась белка в тот самый момент, когда его рука скользнула по стеклу окна и бессильно упала. Белка, покрепче зажав в зубах орех, скрылась в заснеженной хвое веток, а...

1 На прибывающий поезд посадки нет. Пожалуйста, отойдите от края платформы. Нет. Пятый ряд по проходу. Красная спинка пластмассового кресла. Ноги подтянуты к подбородку. Руки обнимают колени. Если Леан улыбнется, будет заметен неровный прикус зубов...

Выжженный солнцем деревянный настил. На берег накатывают волны Атлантики. Жара против холода московского лета. И никого. Только Сережа – разрывает мой телефон уведомлениями, – но сбереги вас бог от этого...

1 – Ма-айк! – женский вскрик, нахальный, требовательный, прорывается сквозь стену. Лицо Анны искажает, точно оголяется зубной нерв. – Ну-ка вытаскивай свою задницу из туалета! Хочу тебе кое-что показать. Слышишь, Ма-айк? Ревет музыка. Ударные. Гитарный визг, он жалит тонко, оглушает. Клавишные. Орган. Топот ног. На люстре звякают подвески. Игра обезумевшего оркестра обрывается. По стояку гремит вода. Хлопает дверь. Шум сжимается до глухого бубнения новостного диктора в съемной однокомнатке Анны и ее мужа...