Первый развлекательный

В санатории Дорохово. В желудочном санатории Дорохово тупые люди: всех несовместимых поселили. Со мной шофер-дальнобойщик, он приехал пить: «Я пить приехал. Я по двенадцать часов в день работаю, я пить приехал». А мне пить нельзя – я с язвой. Он пьет, а я желудочный сок выделяю и не могу. Администратора театра Вахтангова поселили с художником по пейзажам. Администратор читает до трех ночи, а художник встает в шесть утра, и зубы чистит, и мольбертом гремит. И все спят по три часа. Я сделал предложение, и мы поменялись. Теперь художник встает себе в шесть утра, и зубы чистит, и мольбертом гремит, а шоферу все равно – он без сознания еще с того вечера. Я с язвой и администратором театра Вахтангова. Я спрошу у него, как там Вася Лановой, и тут же засыпаю. Просыпаюсь в три часа ночи – он все рассказывает, рассказывает… Зато когда он просыпается – меня нет. А я его завтрак съедаю. Знаешь, как все отдохнули: и администратор стал раньше засыпать, и художник потихоньку пить начал и перестал рано вставать, я стал ребятам про театр рассказывать. И даже шофер два рисунка сделал мелом. Вот что значит человеческая совместимость. Михаил Жванецкий

Что же представляла собой средневековая общественная баня? На многочисленных иллюстрациях мы видим огромное помещение с рядами одноместных ванн или больших, рассчитанных на нескольких человек, бадей. Воду, надо полагать, грели в печи. Сами ванны для большего комфорта завешивали простынями; кроме того, простыни, соединенные наверху в виде палатки, превращали все сооружение в индивидуальную парильню. Раскаленные камни давали дополнительный жар, воду ароматизировали корицей, лакрицей, тмином и мятой. В XII веке Хильдегарда Бингенская предлагала добавлять в воду разные смеси трав — в зависимости от того, используют ли ее для ополаскивания волос, обливания камней в парильне, втирания в тело или собственно для принятия ванны. В парижских общественных банях XIII века сеанс в парильне стоил два денье, купание в ванне — вдвое дороже. Да, посещение бань было восхитительным занятием. На средневековых иллюстрациях купающиеся, сидя в своих бадьях, даже закусывают, — еда стоит на досках, пристроенных к бортикам ванны.

Эмили на кухне печёт хлеб. Тесто такое приятное на ощупь, мягкое и упругое, как нежная кожа. Она месит его размашистыми движениями, раскатывает вперёд-назад десятки раз. Насчитав шестьдесят два и почувствовав, как устали ладони, она решает сделать передышку, осматривается, берёт пустой бумажный мешок из-под муки и отрывает от него кусочек. Достаёт из кармана огрызок карандаша, пишет несколько слов - если точнее, шестнадцать, разделённые пятью длинными, как вздохи, тире, - потом несколько раз сворачивает бумажку, пока она не становится крошечным кусочком, и засовывает в карман. Затем вновь начинает месить хлеб. Шестьдесят три. В ящик своего письменного стола она складывает стихи, нацарапанные вот так, наспех, на клочке какой-нибудь обёртки. Когда она достаёт из оттуда, то узнаёт по запаху: некоторые пахнут мукой, другие испускают запах перца или грецкого ореха. Её любимое стихотворение пахнет шоколадом. Доминик Фортье. Города на бумаге. Жизнь Эмили Дикинсон

По вечерам иногда случался поход в магазин. – Это книга жалоб, – объяснила Мама. – Если кто-то тебя обманул или обидел, ты можешь написать об этом. Дома Мальчик открыл тетрадь в крупную клетку и принялся старательно выводить: «КНИГА ЖАЛОП» А) Брат дал мне щилбан и назвал Ушастикам. Б) Папа ниразрешил носитца патамушта футбол. Д) Мама заставила праглатит еще четыре пелъмень иначи никуданипойдеш. Г) Кот несьел лидинец каторый я для нево оставил. Но облезал. И теперь ето вапще не возможно ест никому. В прочем можно дат брату. ЖИТЬ СТАЛО ЛЕГЧЕ.