Miroslava Richter

Когда душе становится темно, Не грустно, не тоскливо даже... больно. И знаешь... нет же выхода через окно, А двери заперты, и ей так не спокойно.

Я читала о таких  как они, По клавишам черным рояля. Их взгляды в веках сожжены, Их души не замерзали.

Я может не совсем поэт, Но хочется сказать о поколении. Мне хочется нарисовать портрет, Пусть это только личностное мнение.

Я вряд ли ещё полечу в эту высь, Где некогда только с тобой я парила. Послушай, пожалуйста, не торопись. Так много сказать тебе сердце скопило.

До чего же бездарно оформлен спектакль, если слезы на глазах высыхали даже у Пьеро. Ощутив слишком лишней себя рядом с тобой, а следственно рядом с Всевышним, Я разрушила все каркасы миров-пустышек. Это я ошибалась в расчетах, потому у планеты остались рудники и ожоги, на память об этих опытах...

По пустыням бродила босая. По песку, раскаленному горем. Я искала свой караван, затерявшийся в общей стае. Я искала, читая псалмы, словно это мои истории.

Надо мной небеса неестественно темного цвета, Я от мира шла стороной, я плевала на все запреты. Чтобы только смотреть, рисовать это все и слушать. Пострашней, чем у Гоголя, я взирала на мертвые души.

Хронику лета запишут, Листья, опавшие с веток. Их голос для вас не слышен, Их крик на холодных рассветах...

Столько лет я купаюсь в щелочи. Изучаюсь под микроскопом теми, Кто раскладывает меня по полочкам, Говорит обо мне системно

- Любовь, это ведь прекрасно?! - Настолько, что сводит скулы, Дрожат истерично запястья, Что, снова любовь? - Ну здравствуй!

После каждой встречи, хороший мой, из себя вырываю твои ростки. Я же знаю уже, прогорают однажды свечи. И вот дабы годами потом не копить тоски, убираю из сердца сразу заполненные куски. Закрываю плотно из них вино (Брэдбери дал рецепт)...