Доброе утро, Ирочка

Над женщиной с собачкой в такой же квартире-двушке жила копна волос. Женщина, недавно еще девушка, молодая женщина с копной волос. Там она росла, взрослела, жила с родственниками, а потом одна, так, под копной волос в ожидаемой последовательности скрывалась то девочка, то девушка - и вот уже ровным счетом женщина. Лица под ее копной было не рассмотреть, точнее, его недостатки можно было заметить не вглядываясь и поэтому было не рассмотреть. Вызывающего интерес, чего-то особенного, кроме массы темных волос, большая часть которых, так бывает, была как будто ненужной, в ней не было, хотя чувствовалось, что некоторые лишние волосочки как бы тянулись к тем, с кем она периодически в доме здоровалась. Копне предьявляли претензии соседка сверху и соседка снизу, та, что с собачкой: доносились шумы их переговоров, слышно было, как дубасили ночами по батарее, а днем - во входную дверь, у которой не было звонка. Об эту же входную дверь скреблись и терлись попеременно кошки, живущие с копной, их было много - пять, поэтому копну называли кошатницей. Именно на них списывались частые погромы, громыхания, которых становилось и раздавалось все больше по мере взросления копны, ментального, психического и, чего уж там, ее полового созревания. Она стала водить к себе мужчин, то одного - тихого черноволосого, исчезающего по утрам, - то спустя годы другого, более громкого, уверенно громыхающего по ночам, сильно топающего. Так, копна волос создавала в панельной многоэтажке свой звуковой ряд, который рамштайн издавал наверное только в студии звукозаписи, где стены были со специальной звукоизоляцией. И эти звуки были, можно так понять и предположить, основной причиной скрежета стульев, который этажом ниже воспроизводила женщина с собачкой. Участковый не решал проблему звуков, даже тех, что после 23.00: придет, поговорит с ней - копна всегда отвертится все отрицая, - затем уйдет и долго потом еще не придет, ведь даже штрафы брать он не уполномочен. Шумов с началом спецоперации становилось все больше - и чаще скукоживалась собачка и скрипели и скрежетали стулья, дубасили сверху по батареям. Удачей было для жителей многоэтажки выспаться, а сны их рассыпались, как карточные домики: падала одна карта - и вслед за ней летели все остальные. Напряжение невидимых глазу полей мгновенно возникало, нарастало и долго никуда не девалась, разрядка случалась с трагическим окрасом неожиданно в свою очередь то тут, то там. И вот как-то раз раздался крик: родился у Копны плод. Вот так, не наладив мир вокруг себя, устраивая погромы, создавая неудобства, распространяя недовольства, множа тревогу, между тем она выпустила в него дитя, в жизнь которого ушла с головой в этой какофонии еще на долгие годы. Скрежеты, битье батарей, недовольство соседей, напряжение полей, теперь крик - все это было уже до того, как умерла собачка, как умерли бабушки под собачкой ниже. Жизнь одного всегда является причиной смерти других, в этом вся эта демократия

Одна женщина завела собачку. В обычной панельной многоэтажке, маленькую собачку. Отремонтировала с мужем пол в кухне и поставила туда стулья, стулья были типовые, по 4 ножки. На кончиках этих ножек не было ничего такого - ни резинки, ни меховой накладки, ни насадок с озона, обычные никчемные ножки, дешевые тяжелые стулья. Именно они и были нужны хозяйке квартиры. Ей нравилось, что при внезапном не выносимом для человеческих ушей скрипе о плитку пола как-то невольно приклонялась, становилась на вид беспомощной и особенно трогательной мордочка у ее собачки. Именно тогда, когда скрипели ножки стульев о плитку пола, собачка прижималась к нему ниц, съёживалась до одурения, становясь в этот момент особенно милой няшкой. Ее сразу хотелось сфотать и фотку послать по ватсапу мужу, ее хотелось покормить и прижать к себе, потискать. Но это только тогда, когда раздавались поскрипывания, - так-то собачка оставалась самой обыкновенной, держащей прямо шею, независимой какой-то. Хозяйке хотелось сбить спесь, довести собачку в разгаре дня до состояния сжатого комочка - такого трогательного на вид, что женское сердце щемило как никогда. Не налюбуешься, и правда! Скрипы раздавались днем и допоздна с удивляющим всех вокруг постоянством на протяжении долгих лет. Просьбы не скрипеть не были удовлетворены, ведь на кону были взаимоотношения с собачкой и взаимоотношения с манипулирующими соседями. Бабушки, жившие под женщиной, воспринимали ее как наказание, но у них не было сил и смелости противиться ему, ведь женщина или ее муж, кто-то из них уже обозвал их однажды сумасшедшими. К тому же хозяйка в наше-то время очень нервничала в разговорах с ними и другими соседями, если ее просили не скрипеть стульями; она уверяла, что она все меры уже предприняла. Соседи не понимали, что 🐶 ежечасно обязана радовать свою хозяйку тремором повиновения, строя грустные глазки и морща морду от невыносимых звуков, резкого и внезапного скрежета ножек стульев о дешевую плитку пола. Глазки вызывали особенное умиление у хозяйки. Иногда, правда, сила скрежета должна была сильно превышать норму по децибеллам, так как, сука, переставала уже бояться и не сжималась должным образом до трогательного миниатюрного комка с длинной мягкой шерсткой. Но за этим, как говорится, дело не стало. Согласитесь, в целом отношения были идеальны: собачка всегда накормлена, эмоциональный голод хозяйки всегда удовлетворен. Бабушки не могли долго терпеть… И собачка умерла. Хозяйка и дальше пыталась своей миловидностью задабривать по разным поводам мужа и других. Но его практически не бывало дома. Кто-то считал ее милой ж, но только она знала, как сильно ее что-то гложет. Она скучала по собачке. И изничтожающие, ранящие человеческий слух скрипы 4-х кухонных стульев о дешевую плитку пола казались ей симфонией Баха, которую она проигрывала изо дня в день под гул летающих в небе военных самолетов, пока не испытала пика чувств, похожего на сконцентрированное в мгновении счастье, долгожданную разрядку. В целом была такова