Чебунин | творчество, путешествия и литература

В провинции Буэнос-Айреса есть станция - Las Barrancas. Это линия на пути к Тигре (да, к тому самому городку, о котором написано у меня уже много). Интересна не сама станция, хотя и она - небольшая, уютная, но - винтажный рыночек, примостившийся на платформах станции и вокруг неё. Множество лавочек, наполненных всякой всячиной. Аргентинцы вообще очень любят такие вещи - чтобы напоминали о прошедшем, о старине, о фамильном древе, убегающем корнями куда-нибудь в Италию или на Балканы. Потому и ценятся, потому и популярны такие рынки, магазины - и Las Barrancas как раз среди таких. Антикварные вещи, коллекционные предметы, книги, украшения, фарфор, странные и трогательные мелочи, которые будто хранят в себе дыхание других времен. Всё это соседствует с шумом разговоров, кофе из близлежащих баров и неторопливой прогулкой. Чудная лавка, сделанная как домик из сказки "Алиса в стране чудес", целое семейство матрёшек (их тут называют "матушки"), открытки, монеты, карты. Это и музей, и история, и всё вместе.

Большая Байкальская тропа начинается не с шага, а с взгляда на озеро. Байкал здесь близко — он сопровождает почти всё время, то исчезая за поворотом, то открываясь целиком, с горизонтом, где вода сливается с небом. Маршрут идёт по берегам, мимо скал, врезающихся в воду, и пляжей, на которых ветер рисует узоры на песке. Тропа тянется на сотни километров, но можно идти её отдельными отрезками. На каждом — свой ритм и своя картинка. Где-то ты идёшь по лиственничному лесу, слыша только стук своих шагов и глухие удары дятла. Где-то спускаешься к бухте с прозрачной, почти ледяной водой и вглядываешься в камни на дне. А дальше снова вверх — и перед тобой открывается вид, за который сюда и приезжают: Байкал под тобой, как огромное зеркало, и ни одного человека в пределах взгляда. Местами тропа совсем узкая, проложена прямо по кромке обрыва, и тогда шаги становятся осторожнее. Но и эти места — самые запоминающиеся. Вечером, разбив лагерь, сидишь у костра, слушаешь плеск волн и понимаешь, что в этом походе главное — не километры, а ощущение пути. Большая Байкальская тропа — как длинный разговор с озером. Без спешки, с паузами, с возможностью остановиться и просто смотреть. И чем дольше идёшь, тем яснее понимаешь, что этот разговор вряд ли закончится даже тогда, когда ты вернёшься домой.

Среди многих прочих, на Ольхоне есть мыс, называемый Будун ("плотный", в переводе с бурятского). На западном берегу острова. Если считать от посёлка Хужир, где находилась база, то было до мыса чуть меньше светового дня пути - если никуда не спешить и не торопиться. Между посёлком и северной оконечностью Ольхона было пути два дня, Будун же располагался на середине маршрута. Великаном казался он, на фоне окружавшего его пейзажа. Мощью и статью своей он притягивал взгляд путника, удивлял его. Даже, казалось, чайки - такие нахальные и визгливые, хозяйками чувствующие себя на всём острове, приближаясь к Будуну, стихали - стыдливо, почтительно. Вот и я подходил к мысу - по воде ли, по суше - всегда с трепетом. Задолго до вершины начинался пологий подъем, становившийся всё круче и круче. Тропинка петляла меж валунов, спускалась в небольшие овраги, выкарабкивалась обратно. Июльское солнце делало жару ещё одним испытанием, наряду с весом рюкзака и тяжестью подъема. Иногда, уставая, приваливался к валуну побольше, стаскивал рюкзак с плеч, доставал термос. Вытирал вспотевшее лицо, щурясь на солнце, загадывал - сколько поднимать ещё. Где-то совсем неподалёку шумел Байкал, гуляли ветра, бились волны в скалистый берег. А здесь - не смолкали кузнечики, картоном ломанным и сухим лежала земля под ногами, и белесо-голубым было высокое небо, с солнечной каплей-лавой. Ближе к вершине на пути начинают громоздиться россыпи огромных камней. Обходишь их, иногда перелазишь, прыгаешь с камня на камень. Группами - словно остатки каких-то сооружений, фундаменты огромных домов, где проживали когда-то ольхонские великаны. А может - это остатки капища, где давным давно шаманы проводили свои обряды. Но больше всего эти камни похожи на кости, выступившие сквозь лопнувшую от сухости почву-кожу. И думая об этом, ощущаешь себя ничтожно мелким на теле острова. И, наконец - я на самом верху, на самом краю. Забываю: усталость, жару, ни о чём нет желания думать. Но - дышать хочется, глядеть и впитывать. Стою в десятках метрах над водой, на самом краю мыса. Ветер рвёт с головы бандану. Чётким контуром - горы на иркутской стороне. И бунтует, бьётся в клетке двух берегов байкальская вода - тесно ей, тесно.

Главное село на острове Ольхон — Хужир. Центр местной цивилизации. Здесь магазины, маленькие кафе, база МЧС, запах копчёного омуля и туристы, что ищут - кто "дикий" Байкала, кто святые места, кто себя. Чуть дальше посёлка — мыс Бурхан, одно из самых священных мест. Ленточки на "сэргэ" трепещут на ветру, а у подножия скалы вода уходит в темно-синюю глубину. Но лучше всего на Ольхоне вечерами. Когда солнце садится за западный берег, в стороне Иркутска, над "малым морем" всё заливает золотым, розовым светом. Тогда понимаешь, что этот остров — не просто точка на карте, а мир в миниатюре: со своими легендами, тишиной и вечным Байкалом.

Ольхон начинается ещё на берегу Байкала — в ожидании парома. Ветер здесь всегда с характером: то свистит, гоняя песок, то вдруг замирает, позволяя услышать плеск воды о причал. За спиной остаётся материк, впереди — остров, про который говорят, что он хранит душу озера. Переезд короткий, но уже с палубы видно, какой он разный: от пологих песчаных бухт до скал, обрывающихся прямо в глубину. Дорога от парома идёт мимо полей с выгоревшей травой, редких лиственниц и бревенчатых домов, в которых, кажется, ничего не менялось десятилетиями. Здесь мало асфальта, много пыли и солнца, а Байкал то прячется за холмами, то вдруг открывается целиком — и невозможно отвести взгляд.

Эрик Дезмазиерес (Erik Desmazières) - художник, которого я открыл для себя сегодня, когда посещал Museo de Arte Tigre. Художественный музей в островном городке Тигре, в часе езды от Буэнос-Айреса. Бродил по музею, наткнулся на работы Desmazieres - и просто не смог оторваться. ... Он родился в 1948 году, в Рабате, в Марокко, когда страна ещё находилась под французским контролем. Позже семья переехала во Францию, и Эрик навсегда связал себя с Парижем. Он учился в Sciences Po (это Французский Институт Политических исследований) - одном из самых престижных вузов Франции, а гравюру и художественное мастерство осваивал на вечерних курсах. Сейчас он - один из самых известных гравёров в мире. Его техника - офорт, его темы - лабиринты, библиотеки, тени, комнаты, книги.... Ничего не напоминает? Конечно, эссеистику Борхеса. И именно авторству Эрика Дезмазиереса принадлежит серия гравюр La Bibliothèque de Babel (1997) - по рассказам Борхеса, главным образом, по "Вавилонской библиотеке" (изображения 2-7). Мне бы очень хотелось очутиться в такой библиотеке, да. ... Несколько его работ сейчас "обитают" в Аргентине, а вообще он выставляется в лучших музея мира - от Бостона до Парижа. Большая удача была увидеть, не пройти мимо, теперь хочется узнать больше. Слишком здорово показано: тень, силуэт, лабиринт, мысль - очень трогает.

Памятник писателю Хулио Кортасару у стен Национальной библиотеки Буэнос-Айреса. Цитата из "Игры в классики": Ничего не потеряно, если есть мужество признать, что всё потеряно, и начать заново. Ну, может быть. А ещё больше про литературный Байрес (и про кафе, где любил бывать Кортасар) здесь: dzen.ru/...ojy