Клим Новодольнов

Была у славян богиня «Морена», которая олицетворяла смерть и зиму. Это не плохой персонаж, не «смерть» в черном одеянии с косой, а просто данность жизни в женском обличии. Зима приходит и уходит. Смерть тоже. Никуда не денешься.  Так вот. Снежный городок - это крепость Морены, которая заточила лето на долгие месяцы в свой погреб. Эта крепость должна, нет, обязана, быть разрушена. Потом соломенное чучело Морены, одетое в сарафан, сжигали...

В том же феврале на Москве был старший сын Юрия Звенигородского и Галичского, Василий. Был он двадцати трех лет, но не женатый, и не кому было его утешить, из-за чего обида в нём росла как сугроб на тех северах, где снег не тает. Любил он уезжать на масленичную неделю из дома, подальше от отца. Точнее на две масленичные недели. Это сейчас всего неделю бесчинствуют, а тогда дело могло затянуться и на месяц. Обжорство, драки, убийства, разврат и катание с горок. Вообще, дело было страшное. В иной год за неделю могли и сто человек похоронить...

Только тишина Успенского собора на Городке Звенигорода, куда иконы писал Рублев, а фрески его ученики, успокаивала сердце Юрия Дмитриевича тем февралем. Он приходил в него каждую ночь и стоял до рассвета, потому что не мог спать больше трех часов. Так после пробуждения он сам одевался, никого не будил, тихо отворял и затворял двери и шел в храм, стараясь даже снегом не хрустеть. Там он зажигал свечу, резал её светом плотную ночь, проходил вдоль стен, освещая фреску за фреской, а когда останавливался...

Вася сидел в своей комнате, ему было скучно. Жара проникала во дворец через щели в просохнувших венхац дубового сруба, и он подходил к ведру с водой и погружал туда голову каждый раз, как волосы высохнут. Как-то он от скуки выдавил из оконной решетки маленький кусочек слюды, размером с большой палец, не больше. И в это оконце смотрел со второго этажа, на посад. Его кривые улицы создавали узор похожий на крыло бабочки, в котором лучи расходятся от единой точки, иногда соединяются, иногда расходятся...

Глухой звук мягких тапочек о половые доски пробивается сквозь твой мирный сон и аккуратно будит тебя по мере своего приближения. Но ты не спешишь открывать глаза. Это не так важно, как шум листвы в дали, как стрекотание сверчков, как ощущения тепла от шерстяного пледа на плечах и груди, как легкий морозец в волосах и лодыжках, как свежий прохладный воздух, вдыхая который, ты чувствуешь как покалывают губы, а выдыхая, как остаётся лёгкий пар на кончике носа. Шаги в какой-то момент становятся такими, что сразу понятна близость этих ног в тапочках. Пара секунд и лёгкий звон металла о фарфор заставляет уголки твоих губ немного приподняться...

#2 Салатовые бусы Золото. Золото под ногами, над головой, в волосах, в бликах глаз. Золото. Вперемешку с алыми, как грудки снегирей, кронами рябин и клёнов. Золото. Залитое тёплым сентябрьским солнцем, наполняющим всё пространство тонкими сияющими нитями.  Ты идёшь по шуршащей листве, носками подкидывая её в воздух и давая ей время погрузиться в золото и слиться с ним. Салатовые бусы на твоей шее в солнечных нитях мерцают, оставляя зелёных зайчиков на коже, которые прыгают вслед твоим движениям...

"Пятьдесят восемь, пятьдесят девять, шестьдесят..." - Ася шла по тропинке в саду и скользила правой рукой по шершавым стволам цветущих яблонь. Их аромат в этот день был особенно знакомым. Глубокий вдох. Задержка... Выдох.  "Нет. Не получается" "Ладно. Ещё семь и я у камня"  Стопы утопали в мягких лепестках, тропинка иногда терялась, и Ася была на некоторое время растеряна, но, немного побродив, можно было найти знакомый ствол, нужный изгиб коры и снова нащупать путь.  "Шестьдесят пять, шестьдесят...