Жил-был Боря

Войну как остановишь, а ненависть хоть каплей разбавить можно. У каждого найдутся свои три слова: с русского на украинский или с украинского на русский. Такая вдруг мысль в ответ на эти военные новости и возгласы. Отпускаю ее с пометой #мирныеслова

Если бы я был человеком древности и на бродяжьей тропе наткнулся на это, то у соплеменников появилась бы примета на местности: «Прямо пойдешь, там будет глаз земли». А как человек сегодняшнего дня, я не знаю, отчего за Стрельней посреди заснеженного поля — лунка...

Чтобы убить скуку, оживляю в воображении строки. Вслед за артистом Бабятинским, который читает прозрачный стих «Весна. Выставляется первая рама...», создаю свое воспоминание. Я решил не идти сегодня в гимназию и остался дома. В моей комнате, пахнущей старым деревом лакированного пола, суетится незнакомый работник. Он отбил замазку на зимней раме, аккуратно ее вынул, убрал вату, положенную между рамами, и распахнул наружные окна. В комнату тотчас вошла улица. Мерные удары большого колокола перед началом богослужения, говор людей, стук тележного колеса по булыжнику. Все это отчего-то обрадовало меня...

«Какой же ты, — говорят мне, — кореец, если не любишь корейскую кухню». «И по-корейски двух слов не скажешь», — вторя им, добавлю я. И не стану делить себя на части, пуская по своим руслам корейскую кровь дедушки и русскую бабушки — это по папе, украинскую — по маминой линии, где на украинском языке, кажется, не говорили. А расскажу любителям кукси, чимчи и прочего корейского съестного о том, что они вряд ли знают, а я краем уха, но слышал. И начну с Владивостока, спустившись немного южнее. Там в 1858 году образовалась граница России и Кореи. Кому интересны геополитические штучки, то...

Заботы отпустили, и есть два часа до обратной «Ласточки» в Питер. Пройдусь до вокзала. Наверное, это недалеко. И правда — до последнего светофора прямо, и там направо. Но я пойду налево. К парку, посмотреть на Свирь. Лодейное поле — городок на Свири. Хорошо, что улицы незнакомы. Под неярким светом фонарей и медленным снегом они еще незнакомее. Низенькие частные жилища, советское пятиэтажие и желтые дореволюционные, наверное, домики. Восемь больших шагов, чтобы перейти центральную улицу. Свирь замерзла. Покой лежит на ней снегами и в темноте вечера исчезает из виду. Поднимаюсь к вокзалу...

На рабочем столе щелкнул по папке с названием Белое море. На фотографиях — июль, но июль северный, взятый в холодную ненастную неделю. Это было лет шесть тому назад. Я искал берег без многолюдья, искал ветра и широкого-широкого горизонта. Все это досталось мне в деревне Ворзогоры, с ударением на первое о. В Архангельской области привычно ударяют первый слог. В доме, где я укрылся от гроз и ночных холодов, было три пустых комнаты и одна жилая — с железной сетчатой кроватью, стареньким диваном, столом и тишиной, поселившейся здесь давно. Из окна я видел, как из соседнего дома — такого же серого и почернелого, как и мое деревянное пристанище, — выходила девушка...

Я сижу на стуле в пустой комнате, и чей-то голос говорит: «А Боря не заметил, что попался дельфин». Оборачиваюсь и вижу, что от стула тянется рыболовная леска, а крючок на ее конце впился в тело дельфина. Сменяется кадр, и я уже на полу рядом с дельфином. Мы почти одно, как человек и преданный пес. Только у друга человека стоят слезы. Не столько из-за крючка, от которого заалело под плавником. Его предали. Человек предал сокровенное между ними. Дельфин чувствует это, а все равно льнет ко мне, только плачет почти. И я смотрю в его глаза, и жалость моя сейчас брызнет, но повторяю как оправдание: «Мне нужно есть...

Вчера вернулся из Москвы, ездил на похороны. Умерла Анина мама — Галина Петровна. Аня мне как сестра, Г. П. была ее мамой. По дороге туда за окном «Сапсана» — картины, а в голове — смерть. Поэтому над заваленными снегом деревнями, тяжелыми от сугробов елями и белыми полями с большим закатным солнцем на горизонте звучит «Свете Тихий», минорный и примиряющий со смертью. Ане нельзя выйти из квартиры — ковид. Со всеми прививками она не избежала его, хотя у нее ничего не болит, только нет обоняния. Вакцина защищает не от вируса, а от мук и смерти. Похоронами занимается Анин муж и ее подруга...