Кружева из слов

(за две недели до конца) Осень уже на подходе, Ставит заплатки на листья, Меняет наряд на деревьях, Дождём моросит иногда. Лето тихонько уходит, Было ли, нет, и не скажешь, Пахнет опавшей листвою, Клён покраснел от стыда...

Смородиновый микс Предгрозового неба В июльском варится котле. Он от жары подкис, И молниями нёбо Покалывает в синей мгле. Малиновый закат – Предвестник непогоды… Асфальт нагретый чуть парит… Классический раскат… Задумчивость природы… Ещё немного – город спит… Черничный мягкий плащ Окутывает землю, Как шоколад на пралине. Не допускает фальшь Луна, тихонько дремлет, Мерцают звёзды в тишине. Крыжовниковый пунш Бодрит и вдохновляет – Богема за полночь творит...

Пережили ребята первые впечатления от неожиданно попавшегося Саньке жереха. Угомонились. Разошлись по своим местам. Дальше потихоньку-помаленьку стали вытягивать то один, то другой. Подлещики, окуньки, щурята. По мелочи всё. Приличных экземпляров больше никому не выпало. Дождик временами начинал накрапывать, но к обеду совсем прекратился. В облаках появились проталины, сквозь которые лениво пробивались солнечные лучи. – Все. Шабаш. Не будет сёдня клевать. Сматывай удочки, рёбя! – скомандовал Мишка...

– Добрый день, Анви, – Фил выглядел бодро, но как-то озадаченно. Был нетороплив и сдержан. Он снял очки: – Знакомьтесь! Это Ник. – Привет! – Зоя улыбнулась молодому человеку, как старому знакомому. – Добрый день, – я встала, но всё равно смотрела на них снизу вверх и чувствовала себя неловко. Ник тоже снял очки, улыбнулся, слегка насмешливо, с прищуром. – Наша героиня Анви, приветствую Вас! – он весело засмеялся, обнажив прекрасные ровные зубы. Смутившись ещё больше, я посмотрела на Фила – он был всё также задумчив...

Вдалеке идёт гроза – Мне не спится. Как закрыть сейчас глаза? Даль искрится. К нам придёт она иль нет, Не известно, Но стучит-стучит сильней Моё сердце. Ярче сполохи зарниц, Громче громы, Надвигается, бурчит, Беспокоит. Застучало по стеклу, Посвежело. Разрывают темноту Зевса стрелы. Гром раскатисто урчит – Затихает. И прощальный взгляд в ночи Он бросает. Всё! Уходит! Только вдруг… Снова грохот! Начинает новый круг? Это плохо… Мне давно пора уж спать – Нету мочи, Но гроза-то перестать Всё не хочет...

Женя оказалась права, настаивая на раннем вылете. Наша компания заняла одно из лучших мест. Чуть на возвышении. Вся поляна, как на ладони и… совершенно чудесный, захватывающий вид на противоположный берег Каньона. День обещал быть ярким, солнечным. Я смотрела на радостную суету вокруг. На Каньон. На небо. На вековые сосны, подпирающие его с севера. И мне хотелось одновременно и смеяться, и плакать. Уж не знаю, почему. Я была в полном смятении. – Нравится тебе здесь? – негромкий голос Зои подействовал успокаивающе...

Люблю комоды я. Мне нравятся они Сильнее всех других предметов мебели. А есть один так совершенно расчудесный: В нём собраны мои мечты в соседстве тесном. Так, открывая первый, видишь облака. Их можно примерять, смотреть издалека, Накинуть нá плечи иль голову укутать, Мечтать и наслаждаться в ожиданьи чуда. Чуть ниже – в ящике втором – Вас ожидает плеск лазурных волн. Они ласкают душу лёгким бризом И манят по морям пройти круизом...

«Эх, люблю я пирожные, тортики...» Это строчка из моего стиха (ниже есть полностью, если дочитаете текст до конца). Прочла его на нашей последней встрече с подружками. Похихикали... В том смысле, что тебе-то (то есть, мне) не о чем беспокоиться. На формы это пристрастие не влияет. Ну, да! Конечно, мне повезло с генами, тут уж не поспорить. Модель, да и только. Рост 170. И ещё моему организму кайфово быть в 44-м размере. Однако. По разным причинам он иногда немного разрастается вширь. Может, это какие-то биологические циклы? Доходит до числа 46 и даже 48...

Место подходящее Дождь всё так же нехотя накрапывал. Шли молча, натянув кто кепку, кто капюшон. Минут через двадцать вышли к устью. Узенькая и быстрая речка здесь вливалась в ещё не совсем вернувшуюся в берега более спокойную Сиву. – Ну, и куда теперь? – Колька покрутил своей большой головой, осматривая раскинувшийся обрывистый берег. – Сейчас пойдем вот до тех кустов, за ними пологий спуск к воде. Мишка уверенно зашагал, остальные двинулись за ним. Место, в самом деле, было подходящее для стоянки...

Я шляпа! Или шляп? Шляпа – это же дама. А я цилиндр, он, мой. Стало быть, Шляп. Местами блестящий, лоснящий, с Пегасом брыкливым гулящий, Копну непослушных волос сторожащий. Я гений, я бог, повелитель острот. – Ну, Саша, открой эфиопский свой рот, И выдай нам перл подходящий. «Лициний, зришь ли ты: на быстрой колеснице, Венчанный лаврами, в блестящей багрянице, Спесиво развалясь, Ветулий молодой…»* – Да кому это интересно? Античность – устаревший приём. Разве кто-то вспомнит ныне Лициния? Надобно новые искать сюжеты, да и слог уж больно тяжёл, не каждый выговорит...

В тот день Нина была выходная. Она встала, как обычно, замесила квашню. На хлеб. После подоила корову, процедила молоко, налила в бутылку с собой мужику. Остальное по четвертям и в ледник, чтобы сливки отделить. Николай вышел во двор, вместо зарядки поколол дров, сколь было время. Собрался. Молоко да краюху хлебушка, луковку да соль в коробкé спичечном. Вот и весь немудрящий обед. Проснулись ребята. Санька забегал, засуетился. Тоже устроил сборы. На рыбалку. Любимое развлечение. Маша занялась завтраком...

И лепестки на ложе стелет. Медовый месяц – месяц мая – Сменяет летнее цветенье. Шатром широким укрывает Нас сад, встречает плотной сенью. Земля беременна; громами И молниями токсикозит, Богата фруктами, хлебами – Так ежегодно плодоносит. Приходит Осень-повитуха, Снимает благостное бремя, Седая мудрая старуха, Что точно знает жизни время...