Eugene Gets

Устал от шума, крика лживого и скрипа Их льстивых голосов и мелочных улыбок, Их скорченных гримас по поводу и без. И если без прикрас, то все они в точь бес, Желающий сломать твоей свободы крылья, Втоптать их нагло в грязь и хохотать над ними. Но вопреки всем им, ты не бросай мечты! Тебе нужно бежать в свой сад уединения, Оставив позади их шумные скопления Исчезнуть, раствориться, улететь, забыться, Расправить крылья, стряхнуть с них грязь, Избавиться от ложных их суждений И всевозможных отклонений от верного пути, К которому отчаянно стремишься ты...

Разбита, сломлена, отброшена. Вроде дышу, но искорёжена, Вроде живу, но заколочена В унылый гроб из сожалений, О прошлых радостных мгновеньях. Вроде люблю, но нет. Осталась злость и только. Любовь - нелепый бред! Бокалом в стену, Телефон подальше. – Не смей звонить мне! Хватит с меня фальши, Твоих ревнивых сцен, ухмылок, Предательства и лжи...

Нос мой имеет привычку чесаться в самый неподходящий момент – на переполненном визжащими клаксонами шоссе, за прилавком перед толпой орущих клиентов, в кафе у дядюшки Грэга напротив великолепной по меркам средней школы Розамунды-Пайк и особенно по ночам. Мешает это надо сказать ужасно, но мы с ним одно целое, что уж поделать. Было бы неплохо снимать его перед сном и прятать под подушку, но боюсь, что после такого обращения он и вовсе взбунтуется, чего мне вовсе не хотелось бы. Человеку никак нельзя ссориться с собственным носом, каким бы своенравным он ни был...