Кирилл Захарин

Алехандро было 26 лет, когда я впервые познакомился с ним. Он обожал свою сборную по футболу и посещал без исключение все их матчи. По завершению чемпионата мира он решил посетить Петербург, там мы и познакомились. «Алекс, а это правда, что у каждого уважающего себя футболиста, должен быть картель?» - подшучивал я над ним. «Нет, но вот прекрасную Химену он иметь обязан» - парировал он, чуть краснея. И вот спустя, какое-то время, он предложил познакомить меня со своей невестой, которая приехала навестить его...

Кристин, я пишу о тебе, и вспоминаю то время, когда я первый раз увидел тебя в нашей студии Эй-би-си. Тогда, и после, в тебе всегда было что-то отталкивающие и ни кто из нас не мог объяснить, что именно, и ты чувствовала это. Твои глубокие глаза, скулы, черные волосы, не знаю... Я никогда не мог простить себя за это, а ты? Ты, старалась делать вид, что этого не существует. И сейчас, спустя сорок лет, я кретин, наконец, увидел всю твою боль, весь твой ужас и страх, который ты испытывала поминутно, и не было дня, что бы депрессия не сжирала тебя...

Она постоянно говорила мне, что Буковски аморален. «Он аморален, аморален...» - раздражённо повторяла она. Я смотрел на неё и саркастически улыбался. Ведь она целовалась в засос с парнем на глазах своей собственной матери, с парнем, которого не любила и которого не воспринимала всерьёз. Так же знал, что её губы были доступны и для других мужчин, которых она едва знала. «И этот человек, смеет говорить мне об аморальности Буковски» - думал я - «И эта леди, вздумала так легкомысленно критиковать его?» - я не мог остановиться...

Она пригласила меня на каток в Юсуповский парк. Я не сразу согласился, потому что на коньках катался посредственно. Но она любила меня и я не мог ей отказать. Перед катанием, для большей храбрости я выпил бутылочку водки. Она встретив меня, сделала вид, что не замечает моей нетрезвости. Я был польщён её тактичностью и с радостью одел чёрные коньки 46,5 размера. Проехав вместе с ней два раза вокруг небольшого острова на котором рос старый кедр, я отпустил её руку и что есть силы разогнался, чувствуя её удивлённый взгляд...

Я знал Жака Дюрана около пяти лет. Он был ограниченно-умным молодым человеком, типичный либерал из времён Де Голля. В тот день он казался мне счастливее обыкновенного, как выяснялось, его занимал один очень важный и неразрешённый вопрос. И пригласив меня в качестве своего советчика, он, спустя некоторое время, вдруг спросил меня: «Как думаешь, что мне прежде открыть этой красивой женщине?». И он дал мне в руки фотографию, на которой была изображена моя бывшая любовь Ани (Дюран знал это). Она была французской студенткой из Осера, 24-х лет...

Я пригласил её в кино, шла премьера «1917», она согласилась. В кинотеатре она предложила взять нам попкорн, но я ответил отказом. «Почему?» - спросила она «Это фильм о войне, дорогая. Поэтому только горький шоколад» - серьёзно ответил я. Она искренне улыбнулась и мы купили плитку Бабаевского с миндалём...