Анка Наизнанку

Знаешь, я всю жизнь бежал. Искал вожделенную черту или достижение, назначал цель, рисовал ее, и вуаля! Идеал сформирован, надо срочно к нему мчаться. Соревнования пытались сбить мою спесь, но не вышло - я придумал себе подходящий спорт и стал чемпионом в своем весе. Диплом с отличием, окружение как на подбор - все умные, дерзкие, со своим мнением. Спорим с азартом, но без мордобоя. Всё, как я себе представлял. Женщина - новый шаг ко мне идеальному. Я все придумал: брюнетка с точеными ручками, подтянутая, образованная и поддерживающая мои взгляды. Реализованная на работе и готовая стать матерью моих детей...

Когда-то давно Аркадий Петрович открыл новую комету. Был очередной виток его бурной деятельности - он притащил домой телескоп из какой-то небогатой лаборатории и принялся практиковаться в наблюдениях. Уж что-что, а ждать и выискивать надежду в пустоте он умел. Устроившись в низком старом кресле, он раскладывал расчеты путей небесных тел и сверялся по часам. Каждая новая яркая точка в черном небе разжигала в нем азарт, и мужчина бросался перебирать бумаги. Каждый раз он находил, что эти точки вовсе и не точки, а вполне себе небесные тела, которые уже кто-то открыл. Вздыхал и снова садился наблюдать...

Невысокий мужчина насвистывал, шагая навстречу весеннему солнцу. Светило гладило его теплыми лучами по голове, негусто поросшей волосами. Карманы жилетки топорщились под натиском упругого живота. Мужчина запустил руку в карман, достал блокнот и пригладил ткань. Не помогло. Легкий вздох ветерком потревожил штиль, царящий на улицах города.  Мужчина досадливо поморщился. Благостное выражение улетучилось с круглого лица. Голос этот он мог узнать, даже если бы тот разбудил его среди ночи. «Хорошо, что хоть ночью не тревожит», - проползла в голове унылая мысль. Прохожий, нарушивший ладный настрой Марка Львовича, нервно теребил пуговицу на манжете...

Марк Львович Копейкин был невысок, крепкого телосложения и чрезвычайно подвижен. Если он ставил себе цель, хоть самую никчемную, вроде поиска удачно расположенной кофейни с вкусным американо, тут же начинал кипучую деятельность: изучал карту, ставил аккуратные галочки, вел дневник посещений и отмечал свои впечатления о каждом заведении.  Но самое любимое его было - составлять план действий. На прикроватном столике всегда лежал исписанный бисерным почерком блокнот, с которым Марк Львович трепетно сверялся каждое утро. Захлопнув блокнот, он улыбался левым уголком губ и шел в новый день спокойный и величавый...

«Открытие N...»,- Ровные буквы черничными вензелями быстро выскальзывали на бумагу. На крохотном кружочке, повисшем на краю зигзага N, ручка замедлилась. Задумчиво подчеркнув его, Аркадий Петрович уставился на разворот пухлой тетради. Какой там номер? Рассеянно перевернул страницу назад. Вернулся на чистый лист и вывел 732. Надо же. Как два полных года.  Аркадий Петрович мечтал. Его не оставляла мысль, что самое главное в жизни человека - запомниться. Не видя своего продолжения в детях, утверждал: не бывало отцов, которых вспоминали благодаря детям. Относительно детей, которые выросли знаменитыми...

Несмотря на довольно щуплую комплекцию, ее всегда было много. Она шумно врывалась в помещение, бросая многочисленные сумки на любые горизонтали, споря на повышенных тонах по мобильному. Раскидав вещи по принципу «дальше и громче», Белла шумно роняла саму себя на диван вплотную к сидящему, чтобы тот всей душой ощутил ее тягу к тесному контакту. Так происходило везде: дома, в гостях, в самолете или магазине: у Беллы всегда было, что сказать другу, на которого она уселась в баре, потому что стул искать слишком долго, или незнакомцу, перегнувшись через которого она снимает на телефон закат в иллюминаторе...

Он был из тех людей, что как нелепая хрустальная ваза, забытая в гараже испитого автомеханика. Хрупкий до звона и дрожи, будто не говорящий, а выкрикивающий каждую фразу, он резко обрывается на полуслове, встречая непонимание и непринятие. Он как ребенок, открытый и честный, но принимающий лишь свою картину мира. Может ляпнуть что-то несуразное, заставит вас ошеломленно тряхнуть головой и переспросить, точно ли он понимает, что несет. Конечно - твердо скажет он. Разве может быть иначе. Резкое слово против - и он поникнет, болезненно морщась, обнажая свою ранимость.  Спорить с таким - дело неблагодарное,...