Товарищ оперуполномоченный внимательно наблюдал за тем, как я дорисовываю последнюю букву.
Холодная, больная осень. От которой до смерти противно, и единственное моё желание с её приходом - это проспать весь этот дождливый природный недуг в объятиях любимой подружки, которой у меня, собственно, никогда и не было. Если так подумать, то у меня вообще ничего путного не было. Ни жизни уютной, ни стихов, хоть на толику цепляющих своей объективностью, ни друзей, хотя бы каких нибудь. Одиночество въелось в мою философию, и кроме него она сейчас ничего не желает признавать. А я снова лежу, обгладывая глазами подранный натяжной потолок в маминой однушке, и представляю себе что-то большее, чем у меня есть сейчас...