Looney

Людское гетто, за подъездом - ночь; ласковым светом горят фонари. Слышишь, сердце кричит? Ты не сможешь помочь, потому что это кричат изнутри; Но ты поймешь, может, всё это потом, когда жизнь обернёшь чистым листом, в поиске нового смысла; когда закаты и рассветы замелькают слишком быстро, высекая из железных дней жгучие искры, Когда алмазы станут пылью, когда шелка обернутся гнилью, когда каждое утро станет слишком ненавистным, когда всё на петле повиснет, когда на горе рак свистнет, когда быль...

Несчастный Альфред был крепким детиной, Сильным и смелым, с курчавой щетиной, С походкою ровной, с осанкою бравой, Господь для друзей, для противников - дьявол, Но, временами, усталость и страх Отражались в его темно-серых глазах. Несчастный Альфред был крепким детиной, Со слухом лисицы и взглядом орлиным, Он был так неистов, отчаян и пылок, За день выпивал по пятнадцать бутылок. Но он так любил звездопад и кометы, И грустные сказки читал до рассвета. И вот, возвращаясь с пьянки субботней, Альфред...

Я смотрю наверх, с этой мертвой земли, Я смотрю на облака, я жду чудеса; В фиолетовом небе горят корабли, И искры летят, и шумят паруса. И пламя пылает среди облаков, И молнии режут вечернее небо, И души погибших солдат-моряков, Падают вниз в виде белого снега. В волшебных мирах, где когда-то я был, Вводится траур на десять столетий; Снова танцы у старых, угрюмых могил, В которых всегда похоронены дети. В Зазеркалье опять подготовка к войне, Алиса летает в кислотном угаре, А Шляпник безумный сидит на стене, Пьет чай и играет на старой гитаре...

За моим окном - ночь мертвецов, Я смотрю на нее мертвыми глазами, Я смотрю на нее в немом восхищении, Потому что я - мертвец. За моим окном - ночь мертвецов, Демоны и призраки - они все мои друзья, Я знаю их по именам - Мира, Нейтан и Мэри, Они славные ребята, на самом-то деле, А вселенная вокруг танцует хоровод, Дикий хаос, все насквозь, все навылет, Тысячи мыслей в моей голове Помогают видеть во всех деталях, Эту ночь мертвецов. Город вокруг стал городом Хэлловина, как у Тима Бертона, Но...

Этот день был каким-то скверным, Я лежал и смотрел в потолок. И о чем-то мечтал, наверное, Но о чем - всё понять не мог, Может быть, о далеких звёздах, Я о них мечтаю всегда, А о чем помечтать еще можно, Если больше и нет ничерта? Может, думал о дальних странах, Где эльфы из сказок живут, Они пляшут на диких полянах, И волшебные песни поют. Но эльфам на деле не лучше: Свет потух в их веселых глазах, И увяли бессмертные души, И тела превратились в прах. Под спокойным безжизненным светом, Умирающей...

Я плыл по реке, километр за километром, и река всё мельчала и мельчала. Наконец дно стало видным глазу, и я подумал, что могу выпрыгнуть из своего хлипкого судёнышка и идти вброд. Конечно, путь пешком занял бы гораздо больше времени, но за миллион дней путешествия по океану от одного только вида лодки меня - мертвеца - начинало тошнить как живого. Вода оказалась холоднее чем я думал - намного холоднее; казалось, ещё на пару градусов пониже, и она покроется тонкой коркой льда. -Пусть путь мой закончится, - шепнул я себе под нос и двинулся вперёд, по пояс в ледяной воде...

А ветер тихо стонет, и руками Толкает облака куда-то вдаль, Луна висит так низко над домами, Луна вовсю хихикает над нами, Луне сегодня никого не жаль. Зачем, луна, меня буравишь взглядом Своих холодных омертвевших глаз? Смотри, луна, я где-то рядом, рядом, Смотри, луна, я между раем, между адом... ...луна смотрела, плача и смеясь. Скажи, луна, зачем тебе всё надо? Зачём ты светишь в бездну, ищешь суть? Ты видишь смерть, но не отводишь взгляда, Ты видишь путь - от рая, и до ада, Ты видишь всё, Скажи мне хоть чуть-чуть!...

Горы остались за спиной, и теперь я плыву по морю в своей лодке. Она качается на волнах, переваливаясь то вправо, то влево, и это убаюкивает меня, клонит в сон. Если бы я мог уснуть, давно уснул бы. Но я не могу. Море - от горизонта до горизонта - холодное, бескрайнее и безжалостное. Море одинаковое со всех сторон, а я не умею ориентироваться ни по солнцу, ни по звёздам. Я бы давно уже заблудился в этих солёных волнах, угодил бы в шторм и отправился на дно морское - в ледяную бездну, почти такую же глубокую, как и космос...

Шаг за шагом, миля за милей, ботинки мои давно превратились в жалкие обноски, а одежда покрылась грязью; издалека я мог бы сойти за какое-нибудь чудовище, так что спасибо, Проводник, что живые меня не видят... а таким, как я, нечего меня бояться. Они-то сами выглядят ничуть не лучше: замученные призраки, бредущие каждый своим путём. Но все пути ведут к свиданью(так сказал Шекспир, которого я читал, когда ещё мог читать), и наши дороги тоже сойдутся... когда-нибудь. Вряд ли скоро. Я иду двадцать лет, и за это время не видел ни одной развилки, ни одного перекрёстка...

2 Пара-рам, пам-пара-рам, путь мой долог, как целая жизнь; и тернист, как жизнь; и, как всякая жизнь, закончится смертью. Тропинка петляет между вековых деревьев, зовёт меня вперёд, и я едва поспеваю. Как бы не опоздать, знаете... скоро опустятся сумерки. Опять. Да, вечереет. Дорога - она всегда на восток, потому что каждое утро солнце восходит прямо у меня перед лицом - так близко, что горячие лучи обжигают сетчатку моих глаз. Кажется, что я могу дотянуться до солнца рукой, но это иллюзия, обман зрения...

1 По узенькой тропке, ведущей на волю, я шагал двадцать лет; прошлое затерялось в тумане времени, будущее - в тумане неизвестности; я мало что помню, мало знаю, а хочу и того меньше: только дойти до конца этой тропы. Даже если меня там и не ждут - это не важно; Если там я найду свой конец - тоже не важно. Что же важно, спросите вы? Ничего. Почему, спросите вы? Потому что всё, что было важным, осталось позади - за спиной; там много чего было, да: люди, знакомства с которыми хочется избежать, места,...

Я хотел бы вернуться в сказку, В дивный мир уплывающих грёз, Снять свою почерневшую маску, И забыть, что такое "всерьёз". Глубоко на дне океана Есть один очень странный старик, Его речи полны тумана Из сгоревших, испорченных книг. Его опыт - это ошибки, Его мысли - огней кроговерть, Его губы застыли в улыбке, А в глазах отражается смерть. Он сидел на высоких подушках И курил необычный кальян, И прихлебывал что-то из кружки, И мечтал, одурманен и пьян. Я хотел бы умчаться куда-то, В дивный...