Комнатная сказочница

Автор философствовать хотел, быть к капризной Музе чуть поближе. Автор и на этом пролетел, как кусок фанеры над Парижем. Вот, держите басню про зверей – без души, без смысла, без морали. Не сердитесь, если вдруг вы в ней друга, брата, отчима узнали. То – случайность. Выплесну в тетрадь, что подкинет ветреный рассудок. (Автор обожает привирать, а краснеет лишь один желудок). К сути. В центре действия – гепард в колесе. Как белка. Ну бывает. Убежать несчастный был бы рад, но разгон, увы, не помогает...

Я сегодня твой лечащий врач. У меня есть зеркальные линзы. Хочешь - смейся, а хочешь – заплачь, покажись истеричной, капризной. Всё равно я тебя отражу, как в гостиной трюмо отражало. Всё равно я тебе докажу, посреди опустевшего зала заглушив эха длинного свист, что не стала ты серой, пропащей. Зазеркалье ма́нит? Вернись, оставайся со мной в настоящем! Ведь среди помутневших зеркал, (в них лишь образ ты видишь прекрасный), только ласковый взгляд отражал твою душу – так честно и ясно, что дрожала, косясь на меня, вырывалась, швырялась словами...

Остановился автопарк И сам оделся в лед. Вас на работу, господа, Никто не повезет

В забытом богами всех религий и всея пантеона городишке, в графитово-серой комнате жил наш замечательный герой – Котовский. Комната то была странная: будто косорукий автор ее самолично простым карандашом начертил, а затем, бессовестно плюнув на эстетику, еще и растер засаленным рукавом. Посередь – костер, по углам – горы мусора. Ходили легенды, что Котовский по разным кучкам своего дражайшего хлама безошибочно определял стороны света. А еще - перемены погоды. Схема простая: если одна кучка начала подозрительное шевеление, значит, в атмосфере потеплело, и в мусоре зародилась новая жизнь...

Дура-девка заварит в кружке горький зелёный чай. Что застыла на пороге, красавица, ну, встречай дорогого гостя. "Только б мне, только бы со мной! Ну и черт бы с ними всеми - с совестью и виной! Лишь бы кожей согреваться ночью, сияньем глаз, лишь бы только не убили, не разделили нас!". Он рычит и воет вдвое чаще, чем говорит. Он к луне постылой сердцем тянется - аж скулит. Он, скорее, лютый зверь, чем кроткий ручной щенок, неотёсан, но читает без азбуки между строк. Ты сама хотела этой участи, да,...

"Дыши, рыжая, дыши изо всех сил!" - говорила матушка, Эду не доносив. Говорила матушка, в жаре костра дрожа, пока не покинула жара костра душа. Мы остались с Эдой - дети, сестра и брат, но у Эды волосы жаром костра горят, но глаза у Эды, что зелень стоячих вод. По пятам сестрёнки охота на ведьм идёт. Я не знал отца, я не спрятал от казни мать, но её...её заставлю от зла сбежать. Но её толкну с обрыва да в реку, прочь, если не укроет от слежки глухая ночь. Я не стану плакать, молить и стенать у ног...

Когда королева оставит престол, когда я займу ее место на троне, ты снова зажжешь свой сигнальный костер, ты снова решишься напомнить о доме. Когда во всех трубах застынет вода, и ртутные столбики к стенкам примерзнут, ворвешься в мой тихий мирок изо льда, ворвешься за тем, чтобы выгнать морозы. А с ними – меня. Я ведь зло во плоти. Я мрачный преемник, я вечный затворник. Безумный поступок – меня навестить, но ты ведь решилась напомнить о доме? Решилась. Я вижу. Поэтому здесь стоишь, инвентарь свой любовно лелея...

Замарашка наша – хитрый голодный хищник, хоть уже тошнит от бедности, подчинения. Та, что на балу роскошном не станет лишней, героиня сотен текстов, стихотворений. Золушкой зовут. Так странно, а где же имя? Может, затерялось средь вариаций сказки? Во все времена за прозвищами смешными прячутся иные, словно в плащах и масках, спорные герои. «Спорные», мягко скажем, под одежкой скромной некуда ставить клейма. Нелегко отмыть лицо от проклятой сажи? «Все-таки отмоюсь, детки, лишь дайте время». Скоро вечер бала, сбросить пора личину, подчинить себе сюжет, прописать страницы...

Мне отец в отрочестве говорил: «Берегись Хозяйки медной горы. Хоть красива девка, но горек мед, не деньгами – жизнью свое возьмет. У нее под кожей металлов твердь, сердце сгнило вовсе – осталась медь, с поволокой взгляд, только нет души. Попадешь под чары, тебе не жить!». Рос рукастым парень, рыдала мать, повторяла: «Может его забрать золотая ведьма, чтоб мастер был, день и ночь цветы по металлу лил для холодных, мертвых ее садов из кошмарных, дымчато-серых снов». А Данила сильным, умелым стал, подчинил...