Семейные дневники

Тепло в июльском лесу. Легкий туман льётся низкой полоской, кромка леса черным забором высвечивается на фоне поднимающихся немецких осветительных ракет, да изредка вдалеке светят трассеры. Где-то в селе забрехала собака, но здесь, у леса, все было спокойно. Рассвет еще не наступил. Но неугомонный майор уже был на ногах. -Стройся! -майор Шкорин быстрым шагом подошёл вдоль опушки к стогам с сеном, в которых расположились саперы 227 батальона. Сегодня утром опять под огнем надо наводить мост, 7 пролетов за ночь разбомбили немецкие артиллеристы, а обозы задерживаются, не успевают недотёпы, он ругал "про себя" тыловиков...

Илья был курносым и худым, типичный городской пацан, каких много. Бредя по пустой сталинградской степи в своей серой солдатской шинели с высоко поднятым воротником, он смотрелся особенно молодо, хотя и закончил школу ещё в сороковом году, и уже успел год отработать учеником токаря на МТС. Был призван как и все, и теперь топал вместе со своей ротой по невысоким холмам, слегка припорошенным снежком, в сторону всё более ярко полыхавшего на юге зарева. По пути от станции не попалось ничего интересного, за весь день они повстречали только 2 полуторки, да один раз где-то вдалеке, вне зоны видимости, прожужжал самолет...

Теплый поздний летний вечер заглядывал в окна небольшого деревянного домика на холме, постепенно гася свет в углах, а в маленькой комнате, негромко беседуя сидели 2 соседки и подруги. Маленькая Зойка, намаявшись спала на боковой, из под простынки виднелись её загорелые крепкие ножки, всегда так резво скачущие, а сейчас, такие по-детски забавные и беззащитные. -Ну что, Анисья, Иван то жив? -спросила Ольга. -Со станции, из Мокрой Ольховки вчера девки говорили, пришел Кравченко Семен, говорит, Иван из Перещепного погиб, -крупные слезы бежали по Анисьиной щеке, падая в ковшик с водой, но она этого будто и не замечала, уставившись в одну точку...