Текстофурия l Истории из жизни

Телефон зазвонил в тот момент, когда уже выключала свет на кухне. За окном моросил октябрьский дождь. Шуршал по листьям, напоминая о приближающейся зиме. – Мама, это я. Голос Димы звучал устало. Я сразу почувствовала – что-то случилось. – Что стряслось, сынок? – Можем мы... ненадолго к тебе перебраться? Нас выселяют. Хозяйка квартиры продала её неожиданно, а мы с Ритой пока новое жилье не нашли. Деньги все в ремонт ушли. Да и двое детей у нас. Я смотрела на телефон и чувствовала, как сжимается сердце...

Последний гость закрыл за собой дверь в половине второго ночи. Ирина прислонилась к косяку и выдохнула. Двадцать пять лет совместной жизни, тридцать приглашенных. Три торта и бесконечные тосты остались позади. — Ира, помоги перенести подарки из спальни, — донёсся голос Виктора. — А то завтра рано на работу. Хотя бы пару часов отдохнуть. Руководство могло бы пойти на встречу и найти кого-нибудь другого на замену, недовольно пробурчал Виктор. Ира сбросила туфли прямо в прихожей: ноги гудели, как после марафона...

Телефон завибрировал на тумбочке ровно в полночь. Марина открыла глаза и потянулась к светящемуся экрану. Неизвестный номер. Сердце кольнуло – как удар током. Ночные звонки… Они всегда как тонкая трещина в стекле привычного мира: вот только что всё было спокойно, и вдруг – брррр, телефон режет тишину. Голос внутри головы шепчет: “Ничего хорошего”. Ну да, кто звонит среди ночи с хорошими новостями? Никто. Рука дрожит. Кажется, трубка весит сто килограммов. Присмотрелась: не ошиблась: незнакомый номер...

— Маринка, это вообще законно? — Света прижала телефон к уху так, будто боялась, что соседи услышат через стены. — Что именно? — подруга на том конце провода хрустнула чем-то. Наверное, опять своими диетическими хлебцами. — Ну... чтобы брат просто взял и выставил меня из маминой квартиры? Я же там прописана с рождения! Это и моя квартира. Родители же ему купили квартиру еще до свадьбы. Папа, пока был живой не раз говорил, что это мне. Хлебец застрял у Марины где-то на полпути. — Подожди. Стоп. Какой брат? Какая квартира? Ты же вчера говорила, что у вас всё нормально! Света горько усмехнулась...

— Мам, ты что творишь?! — голос дочери дрожал, словно натянутая струна перед разрывом. Я застегнула последнюю молнию на чемодане. Руки не тряслись. Странно, правда? После двадцати восьми лет брака. После рождения троих детей. После тысячи совместных завтраков и ужинов. Руки спокойны, как у хирурга перед операцией. — Ухожу, Лена. Просто ухожу. — От папы?! Сейчас?! Ему шестьдесят! У него больное сердце! Больное сердце. Как будто у меня оно не болело каждый день последние пять лет. Как будто я не видела номер пассии в его телефоне...

— Мам, не надо, я сама! — Лиза отодвинула мою руку от сковородки так резко, будто я пыталась украсть у неё последний кусок хлеба. Я замерла посреди кухни, держа в руках деревянную лопатку, которой перемешивала омлет каждое утро последние двадцать три года. — Понимаешь, твой омлет слишком сухой. Антон любит посочнее, — добавила дочь, не отрывая глаз от сковородки. Антон. Её новый муж. Парень с идеальной улыбкой и пустыми глазами. Три месяца назад въехал в нашу квартиру вместе с Лизой после свадьбы...

Я поняла это не в момент ссоры. Не после предательства. И даже не тогда, когда стало совсем тяжело. Я поняла это в обычный вечер, когда накрывала на стол и ловила себя на мысли, что мне уже не хочется ни разговаривать, ни ждать, ни объяснять. Я просто делала всё автоматически — как делала последние тридцать лет. И вдруг отчётливо пришло ощущение: со мной хорошо, пока я удобная. А когда мне плохо — это уже мои проблемы. Мне было 52 года. Я всегда считала себя хорошей женой. Не идеальной — просто нормальной...

Ирина замерла у приоткрытой двери ванной. Игорь уже полчаса стоял там, шипела вода, а сквозь матовое стекло виднелся силуэт мужа, склонившегося над телефоном. Раньше он влетал и вылетал за пять минут, – мелькнула мысль, и сердце – то самое больное сердце, что билось теперь с перебоями – сжалось от предчувствия. Отошла на цыпочках. Не хотелось ловить его на лжи. Не хотелось знать. – Иришка, кофе будешь? – крикнул Игорь из кухни, застегивая рубашку. Пахло его одеколоном: терпким, дорогим, тем, что подарила на прошлый день рождения...

Снег бил в лицо так, что невозможно было разглядеть дорогу. Марина Ивановна прижимала к груди чемоданчик с лекарствами и шла вперёд, повторяя про себя как заклинание: «Держись, Лёшенька, держись...» — Доктор! Да вы с ума сошли в такую погоду! — встретила её на пороге перепуганная Анна Петровна. — Я ж просто позвонила, чтоб вы посоветовали что... — А если перитонит? — Марина Ивановна скинула промокшую шаль и уже склонялась над бледным мальчишкой. Тёплые, уверенные руки скользнули по маленькому животику...

Боль пришла как молния – резко, без предупреждения, прямо посреди коридора. Виктор схватился за стену, но ноги уже не держали. Тело подломилось, и он осел на пол, как подрубленное дерево. – Марина! – крикнул он, но голос прозвучал слабо, почти жалобно. Она выбежала из кухни, вытирая руки о фартук. Сорок лет вместе, и впервые увидела мужа таким – беспомощным, скрюченным, с искаженным от боли лицом. – Господи, Витя! Что с тобой? – Спину... зажало... Не могу... Скорую вызвали соседи – Марина тряслась так, что не могла набрать номер...

— Боря, ты только посмотри! — Валентина расправила глянцевую брошюру на кухонном столе, где ещё дымились чашки с утренним кофе. — Санаторий «Лесная сказка». Минеральные ванны, массажи, сосновый бор... Две недели для тебя одного! Борис отложил газету и придвинул очки повыше. Пятьдесят пять — солидный возраст, а она всё пыталась его баловать, как мальчишку. — Валь, зачем такие траты? Я же на даче отдохну... — Какая дача! — она всплеснула руками, и браслеты на запястьях звякнули, как колокольчики. — Ты там вкалываешь с утра до ночи! Нет уж, поедешь в нормальное место...

Ключ провернулся в замке с таким звуком, будто что-то треснуло внутри самой квартиры. Или внутри Анны. Она замерла у окна с чашкой остывшего чая, слушая, как за дверью возятся двое – мужской голос Игоря, знакомый до боли, и женский, звонкий, молодой, беззаботный, как колокольчик, который еще не знает, что такое треснуть. – Заходи, не стесняйся, – муж сказал так, словно приглашал гостью в свой дом. Анна поставила чашку на подоконник. Рука не дрожала. Это удивляло – три месяца назад, когда он ушел, тряслась от рыданий так, что соседи снизу стучали в потолок шваброй...