Текстофурия l Истории из жизни

Светлана стояла у стола с салатами и чувствовала, как ноги становятся ватными. Свадебный зал гудел, гости смеялись, музыка отыграла. А она никак не могла отлипнуть от этого проклятого винегрета. Просто стояла и смотрела на розовую свеклу, размазанную по белой тарелке. — У самой две квартиры, могла бы одну сыну на свадьбу подарить! — голос свахи прорезал гул разговоров, как нож масло. Светлана обернулась. Мать невесты, крупная женщина в малиновом костюме, стояла в центре зала и смотрела прямо на нее...

Снежинки кружились за окном, словно белые мотыльки в отблесках фонарей. Ванечка прижался носом к холодному стеклу и смотрел, как папина машина скрылась за поворотом. В животе что-то сжалось. Мама уехала в больницу два дня назад. Папа только что умчался на работу. А он остался с бабушкой Таней в её маленькой квартире, где пахло корицей и яблоками. — Что с мамой? Почему она не приезжает? Бабушка присела рядом, обняла за плечи. Её руки были теплые, надежные. — Мамочка скоро вернется, солнышко. Просто малышке внутри нужна тишина и покой...

Марина замерла перед зеркалом в прихожей, разглядывая чужое отражение. Когда это случилось? Когда перестала узнавать себя? Волосы собраны в небрежный пучок: некогда было уложить. Под глазами тени, которые тональный крем уже не маскирует. А ведь когда-то Роман говорил, что у неё не просто карие глаза, а цвета осеннего мёда. Сейчас не говорил ничего. Просто проходил мимо, как мимо мебели. — Марина, ты мой костюм погладила? — донеслось из спальни. Вздохнула. Конечно, погладила. Еще вчера вечером, когда объявил о корпоративе...

Илья сидел на полу среди картонных коробок, и пыль кружилась в полосах закатного света. Мама ушла три недели назад, а он до сих пор не мог заставить себя разобрать её вещи. Руки дрожали, когда открывал очередную коробку с бумагами. Конверт выпал случайно, пожелтевший, с выцветшими чернилами. Почерк мамин, но адресовано письмо было ему. — Илюша, если ты это читаешь, значит, меня уже нет рядом. Выступил холодный пот, провёл ладонью по лицу. Читать дальше не хотелось, но что-то заставило развернуть листок...

Телефон зазвонил в тот момент, когда уже выключала свет на кухне. За окном моросил октябрьский дождь. Шуршал по листьям, напоминая о приближающейся зиме. – Мама, это я. Голос Димы звучал устало. Я сразу почувствовала – что-то случилось. – Что стряслось, сынок? – Можем мы... ненадолго к тебе перебраться? Нас выселяют. Хозяйка квартиры продала её неожиданно, а мы с Ритой пока новое жилье не нашли. Деньги все в ремонт ушли. Да и двое детей у нас. Я смотрела на телефон и чувствовала, как сжимается сердце...

Последний гость закрыл за собой дверь в половине второго ночи. Ирина прислонилась к косяку и выдохнула. Двадцать пять лет совместной жизни, тридцать приглашенных. Три торта и бесконечные тосты остались позади. — Ира, помоги перенести подарки из спальни, — донёсся голос Виктора. — А то завтра рано на работу. Хотя бы пару часов отдохнуть. Руководство могло бы пойти на встречу и найти кого-нибудь другого на замену, недовольно пробурчал Виктор. Ира сбросила туфли прямо в прихожей: ноги гудели, как после марафона...

Телефон завибрировал на тумбочке ровно в полночь. Марина открыла глаза и потянулась к светящемуся экрану. Неизвестный номер. Сердце кольнуло – как удар током. Ночные звонки… Они всегда как тонкая трещина в стекле привычного мира: вот только что всё было спокойно, и вдруг – брррр, телефон режет тишину. Голос внутри головы шепчет: “Ничего хорошего”. Ну да, кто звонит среди ночи с хорошими новостями? Никто. Рука дрожит. Кажется, трубка весит сто килограммов. Присмотрелась: не ошиблась: незнакомый номер...

— Маринка, это вообще законно? — Света прижала телефон к уху так, будто боялась, что соседи услышат через стены. — Что именно? — подруга на том конце провода хрустнула чем-то. Наверное, опять своими диетическими хлебцами. — Ну... чтобы брат просто взял и выставил меня из маминой квартиры? Я же там прописана с рождения! Это и моя квартира. Родители же ему купили квартиру еще до свадьбы. Папа, пока был живой не раз говорил, что это мне. Хлебец застрял у Марины где-то на полпути. — Подожди. Стоп. Какой брат? Какая квартира? Ты же вчера говорила, что у вас всё нормально! Света горько усмехнулась...

— Мам, ты что творишь?! — голос дочери дрожал, словно натянутая струна перед разрывом. Я застегнула последнюю молнию на чемодане. Руки не тряслись. Странно, правда? После двадцати восьми лет брака. После рождения троих детей. После тысячи совместных завтраков и ужинов. Руки спокойны, как у хирурга перед операцией. — Ухожу, Лена. Просто ухожу. — От папы?! Сейчас?! Ему шестьдесят! У него больное сердце! Больное сердце. Как будто у меня оно не болело каждый день последние пять лет. Как будто я не видела номер пассии в его телефоне...

— Мам, не надо, я сама! — Лиза отодвинула мою руку от сковородки так резко, будто я пыталась украсть у неё последний кусок хлеба. Я замерла посреди кухни, держа в руках деревянную лопатку, которой перемешивала омлет каждое утро последние двадцать три года. — Понимаешь, твой омлет слишком сухой. Антон любит посочнее, — добавила дочь, не отрывая глаз от сковородки. Антон. Её новый муж. Парень с идеальной улыбкой и пустыми глазами. Три месяца назад въехал в нашу квартиру вместе с Лизой после свадьбы...

Я поняла это не в момент ссоры. Не после предательства. И даже не тогда, когда стало совсем тяжело. Я поняла это в обычный вечер, когда накрывала на стол и ловила себя на мысли, что мне уже не хочется ни разговаривать, ни ждать, ни объяснять. Я просто делала всё автоматически — как делала последние тридцать лет. И вдруг отчётливо пришло ощущение: со мной хорошо, пока я удобная. А когда мне плохо — это уже мои проблемы. Мне было 52 года. Я всегда считала себя хорошей женой. Не идеальной — просто нормальной...

Ирина замерла у приоткрытой двери ванной. Игорь уже полчаса стоял там, шипела вода, а сквозь матовое стекло виднелся силуэт мужа, склонившегося над телефоном. Раньше он влетал и вылетал за пять минут, – мелькнула мысль, и сердце – то самое больное сердце, что билось теперь с перебоями – сжалось от предчувствия. Отошла на цыпочках. Не хотелось ловить его на лжи. Не хотелось знать. – Иришка, кофе будешь? – крикнул Игорь из кухни, застегивая рубашку. Пахло его одеколоном: терпким, дорогим, тем, что подарила на прошлый день рождения...