Ностальгия

Наконец, встретив свое имя, Кияс стал читать медленнее, стараясь разобрать каждое написанное отцом слово: «Сынок мой, Киясжан, — писал отец, — слушаешься ли ты во всем маму? Ты ведь уже взрослый у меня, в семье теперь — за хозяина. Как там наш участок? Засеяли? Да теперь и полить уже успели? Нелегко, наверное, дался первый полив? Там в конце арыка перемычка слабоватая получилась, я перед отъездом предупреждал Айбола. Как Саутжан? Ты уж присмотри за ним, как старший. Ну, до встречи...» Кияс еще раз перечитал письмо, потом сложил его, завернул в платок и отдал матери...

Кияс набросал достаточно земли на перемычку и теперь наращивал ее с боков. Видя, что дело близится к концу, он заработал быстрее. «Вот бы отец порадовался, если б увидел, что я на участке один управляюсь! — подумал Кияс. — я ему письмо напишу. И все расскажу, как есть». Наконец он распрямил спину. Добрая получилась перемычка. Можно смело арык заполнять — через такую перемычку никакая вода не пробьется. Кияс тщательно, не торопясь, утрамбовал землю тыльной стороной кетменя. Перемычка стала гладкая, даже заблестела...

Нет, он не сдастся. В конце концов, перемычку можно выложить заново. Пусть на это уйдет много времени, но дело все-таки поправимое. От этих мыслей Кияс по чувствовал себя увереннее. Поднявшись, он двинулся к промоине, начал старательно ее перекрывать. Скоро из от водного арыка уже не переливалось ни струйки воды. Спустя какое-то время он решил проверить, держит ли перемычка, и вернулся на место недавнего сражения. Перемычка не подвела, но ее следовало укрепить. «Отец на моем месте не растерялся бы и в воду зря кидаться бы не стал, — подумал Кияс, вновь берясь за работу...

— Знаю. — Танк, он даже паровоз в два счета обогнать сможет. Жанарбек на нем сейчас фашистов тысячами давит, всё равно что муравьев. Когда война кончится, он на этом танке в аул приедет, вот тогда мы с тобой на нем и по катаемся! Кияс слушал своего друга и снова никак не мог понять, где он правду говорит, а где врет... - Дядя Каипбек, наверное, тоже воюет? — неожиданно спросил Саян. — Не знаю... — А чего тут знать? Конечно, он уже давно на фронте, а ты думал, где-нибудь на полпути в альчики играет? Дядя Каипбек настоящий силач...

— Ну да – лежит! А вдруг бы на него набрел кто? Скажем, ты? На месте бы со страху помер. Как только змей трепыхаться перестал, я его за голову веревкой к телеге притянул и потащил волоком к Вонючему озеру. в него и сбросил с обрыва. Никто из ребят на этот раз не смог уличить Саяна во лжи. A Саян, передохнув, продолжал будничным голосом: — Да что там змей, вот если бы к нам в аул фашисты заявились... Хотя бы на одной подводе, вот тогда бы я им задал! Мальчишки помладше перепугались от одной только...

Что и говорить, любил Саян приврать, и случалось, своим бесконечным враньем ужасно надоедал ребятам. Они зарекались впредь его больше не слушать, но про ходило какое-то время, и мальчишки со скуки сами просили Саяна рассказать им что-нибудь занятное. *** В то лето, когда началась война, Саян стал работать арбакешем (погонщик волов) вместо старшего брата, который ушел на фронт одним из первых. Не было в то лето шумных мальчишеских сборищ на лугу. До самой осени, пока колхоз не управился с уборкой проса, ребята почти не видели друг друга...

— Что, Киясжан, милок, трудно дается новый участок? — издалека заговорил Айбол. — Ничего не поделаешь, так оно всегда и бывает. Но ты ведь не зря вместе с Каипбеком с малых лет на поле пропадал, поди, многому у него научился... Такая уж пора теперь, что, кроме как на вас, и надеяться больше не на кого. Кто сейчас из мужчин в ауле остался? Нету никого... Айбол достал из кармана платок, вытер лицо и шею. - Ничего, малыш, управишься как-нибудь с этим поливом, а там все полегче будет... Видит бог, должно нынче просо уродиться...

Через некоторое время к нему подошел задыхавшийся Саут и сел рядом. Он несколько раз шмыгнул носом и наконец громко расплакался. Кияс поднял голову и по смотрел на дорогу: подвода была уже далеко, она уменьшалась на глазах, превращаясь в серую дрожащую точку. Взявшись за руки, Кияс и Саут пошли в аул. Когда оба перестали всхлипывать, Саут стер ладошкой слёзы, оставляя на щеках грязные разводы, и, повернувшись к старшему брату, тихо спросил: — Ты почему сейчас плакал? — Потому что отец уехал, — не глядя на него, про бурчал Кияс...

Взрослые, увидев такое, начинали ругаться: просо потравите, негодники этакие! Ребята стояли, потупив взгляды, сделав серьезные лица, но, как только взрослые удалялись, игры начинались снова. Иногда же, накатав с ближней бахчи арбузов, ребята усаживались в тени, под кустом лоха, и наедались до отвала, а потом устраивали соревнования — Кто дальше всех закинет арбузную корку. Было у мальчишек в ту пору и еще одно развлечение — выслеживали самых хитрых воробьев, которые забиваются в гущу проса и не хотят взлетать, сколько их ни шугай...

Едва свет забрезжил сквозь решетчатый остов юрты к приехал бригадир Айбол и, натянув повод, крикнул: — Эй, Киясжан! Кияс поднял голову, потер глаза: боковые кошмы у юрты были подвернуты, и мальчик увидел рядом с собой сбитые копыта айболовского коня. Он подумал, что хорошо бы вздремнуть еще несколько минут, но бригадир снова позвал его: — Киясжан, вставай! Надо поскорее пустить воду участок, а то склюют вороны семена, что мы вчера посеяли. Кияс поднялся и сел. — Торжан, милочка, как поживаешь? — подъехав вплотную к юрте, обратился к хозяйке Айбол...