Александр Карначёв

Что остаётся делать? Клирикам — молиться. Чай, Бог, услышав вопли дураков, Наивно поспешивших возгордиться, Не станет объяснять, кто Он таков? Вилланам — вкалывать, воякам — быть на страже. А мне, который с юности привык Искать знамений иль того, кто скажет Хоть слово истины, — надеяться. Сквозь лица Авось ещё проступит Божий лик. 19-21.03.2020 *** СУДЬБА Мир стал похож на барахолку. Идут по сниженной цене Еще твердимые без толку Рассказы о вчерашнем дне. Как мы полцарством обладали, Как созерцали свысока Свои намеченные дали...

*** Широкие врата битком набиты, А в узких, как обычно, никого... Всё те же в Царство два пути открыты — Как будто мало людям одного! Коль изберешь надежную дорогу, Прославишься как добрый человек, Который шёл стезей прямою к Богу И вот, дойдя, примером стал для всех. Коли отважишься сносить колпак юрода, Заслужишь злую славу дурака. Хотя, во мненье Божьего народа, Такая ноша свята и легка. И там, и там есть благо и проклятье И душит вонь духовной пустоты... Ах, боже мой, какое...

Знавал я одного злодея, который вполне себе был гениален. Как-то в нем хорошо уживались две крайности, подмеченные русским классиком. Он был настоящий художник-нонконформист и экспериментатор, легко перешагивавший через любые рамки. И в творчестве его фантазия не знала границ, и в жизни совесть его не слишком смущала… Создавал он свои картины не совсем обычным образом: лепил их из горячей (даже горящей!) разноцветной пластмассы, и потому постоянно ходил в ожогах и шрамах, в непоправимо испорченной...

1. Треск дедушкиного патефона Вдвоем с хорошим приятелем Ездили мы недавно, по причине необычно теплой зимы, кататься в ближайшие пригороды Санкт-Петербурга, Лисий Нос и Сестрорецк. По дороге любовались,...

Едешь-едешь бесконечной извилистой лощиной, и уже пора бы остановиться, отыскать место для ночлега: лиловая темнота сползает с гребней закатных гор, а навстречу ей, со дна провала, поднимается холодный вечерний сумрак… Пробуешь свернуть с основного пути на боковые дорожки, прихотливо завивающиеся серпантином кверху или же, наоборот, ныряющие вертикально вниз, но безрезультатно. В одном месте натыкаешься на какие-то неприглядного вида развалины, неуютно; в другом — неистово лают собаки и кричит мул; ясно, что здесь давно живут люди, и вряд ли кому-то понравится новое соседство… Всё не то...

Давно уже, несколько лет, а, быть может, с тех пор, как я увидел первый в своей жизни дорический храм, стал я задумываться над тем, чем же так привлекает меня эта простота… Что было раньше: книжное знание о том, что этот ордер был изобретен греками первым (а при моей тяге к древностям это существенный аргумент!), или, всё же, живое, непосредственное чувство эстетического восхищения основательностью этих скупых форм? И вот сегодня, кажется, понял. Взгляд мой задержался на парадном фасаде какого-то...

Услышав звон в коридоре, я выглянул посмотреть, что случилось. Ветер к ночи в горах разыгрался нешуточный; под его ударами стены «замка», как я зову этот приютившийся на самой верхотуре дом для приезжих, буквально содрогаются. Оконная рама в моей комнате ощутимо прогнулась, и, если бы не ставни, всё бы сейчас было усыпано битым стеклом… Интересно, где бы я тогда прятался? В шкафу? В кладовке? Совсем безрадостная перспектива. Так что я сижу, примолкнув, и внимательно вслушиваюсь в те поистине инфернальные звуки, которые издает буря...

Два стареньких велосипеда, выгоревшая на солнце палатка, лето, жара, долгая, пыльная дорога по сильно пересеченной местности, закипающие радиаторы вставших на обочине лесовозов, потные спины, тучи слепней, от которых не жди пощады... Нельзя сбавлять скорость — сожрут! Настоящая русская глубинка. Хотя и не совсем русская, если вспомнить, что сей кусочек окраинной земли стал "нашим" сравнительно недавно, и века не прошло. Чувствуется заброшенность, ненужность, забытость здешних мест, никчемность мелких приграничных завоеваний для великой державы...

Недавно закончившееся путешествие на Сицилию принесло много неожиданностей. Например, оно позволило мне по-новому оценить художественное своеобразие родного Петербурга и, возможно, понять то "настроение", с которым он когда-то проектировался заезжими мастерами, многие из которых были итальянцами. Путешествия тем и хороши, что дают возможность сравнивать только что увиденное новое с хорошо известным старым и быстро корректировать свежими зрительными впечатлениями некоторые устоявшиеся стереотипы....

-- "Товарищ, я вахту не в силах стоять..." Малой, а ты бы не хотел за меня отдежурить в новогоднюю ночь? Ты ж, вроде, свободен, семьи-детишек пока нет? А то моя опять расстраиваться будет: Дед Мороз бороду не клеит, подарков не дарит, Снегурочку не целует... Выручи, а? А я тебя утречком первого сменю. Ну, и магарыч, естественно, с меня. Давай, а? Долго уговаривать меня на такие приключения не нужно. Я, собственно, устроился машинистом в эту угольную котельную, одну из последних в центре города, из чувства сильнейшего любопытства...

Большую часть крохотной квартирки занимал рояль. Чёрный, как негр, концертный "Беккер". Среди потолков в два сорок и обоев цвета линялого ситца он смотрелся круто. Настоящее чудовище! Не знаю, как его сюда затащили, но с тех пор, как он здесь поселился, жизнь стала подчиняться его прихотям. Пилось и закусывалось в этом чудесном месте на кухне, а вот чтобы выйти покурить на балкон, гостям приходилось, волей-неволей, пролезать под брюхом гиганта. Это было волнительно. Вам часто приходилось оказываться...

Слова сорвались с веками насиженных мест, встали косо, распрощались с прямыми значениями и легли на музыку, которая всегда была в них, но ее мешал услышать смысл. "Обессмыслившись", речь зазвучала свежо и непривычно, будто иностранная. В то же время она осталась родной, понятной. Только понимать ее теперь надо было иначе: исходя не из содержания законченного высказывания, а из того обилия возможностей, которое имеет слово в системе языка. Зазвучали сразу все регистры речевого оргáна: его неистощимый "словарный запас", допустимые гармонии связей, вся его фонетическая музыкальность...