MOSCOWLITE

- Плюнь в меня, я тебе сказал! – напирал Васильич. - Почему я должен плевать в тебя? – боязливо спросил больной. - Потому что вирус лучше передается воздушно-капельным путем, - обычно простые вещи пингвин Васильич объяснял с интонацией раздраженного морского слона...

Башка долго смотрел в ночное небо. А куда ему прикажешь смотреть, когда его жажда мучает, а пиво быстрее заполняет организм, когда бутылка переворачивается и занимает перпендикулярное, относительно земной поверхности, положение...

Способность механиков починять всякого рода устройства на комбинате никак не распространялась на ремонт оборудования в зоне своего обитания, словно, приходя домой они полностью утрачивали свои профессиональные навыки, превращаясь в безруких существ. Леность и уныние вдруг охватывала их души, тонувшие в машинном масле и техническом спирте, делая непосильным любой труд, относящийся к прямым обязанностям. Зараза эта - эта неизлечимая болезнь, в понимании работников комбината, веками передавалась по...

Башка жил в подвале соседнего дома. Семья работящих узбеков, проживающих в четырехкомнатных апартаментах того же подвала, радушно предоставила ему уголок со своей трубой отопления, пересекающей помещение ровно по центру и довольно сносным лежаком, не потерявшим ещё свою упругость. На ржавом вентиле задвижки Башка обычно сушил одежду или ставил на него фанерку, тут же превращая конструкцию в импровизированный дизайнерский столик, на котором удобно раскладывал свою добычу. Стены уголка он облагородил...

В течение двух месяцев я проводил опрос соседских детей не старше десяти лет во дворе среднестатистического спального района столицы и скажу, что это оказалось не простым занятием. Обычно московских малышей родители не отпускают от себя дальше, чем на расстояние полёта кулака в челюсть подозрительного интервьюера, но не подумайте, что я специально выискивал маленьких девочек и мальчиков на улице, и подкрадывался к ним сзади, словно какой-нибудь маньяк. Напротив, дети чаще прокрадывались на взрослую площадку, где ребята постарше упражнялись на турниках и любопытно путались под ногами...

Ночь - время звезд и желаний, разбросанных по небосводу моих мыслей; прелестница, постучавшаяся в прокопчённое, узкое окно под самым потолком цеха. Чтобы лучше разглядеть её в мутном стекле, подёрнутом инеем первых морозных дней, я запускаю в него горячую струю из шланга. Звезды стекают с небосвода и падают мимо меня – за пределами комбината, в корзину какого-то счастливчика, вместе с оттаявшими, узорными кусочками льда - это её послание для меня, её кодовое слово, которое я не в силах расшифровать и каждый раз расстроено смываю, предлагая начать знакомство с чистого листа...

Она появилась в дырке от моего фартука, бойко толкающая раму с копчеными ребрами к себе в упаковочный цех. Мы редко пересекались с ней здесь – в камере хранения, разделяющей мои владения и владения упаковщиц. Угадать женщину в созданиях из целлофановых передников и нарукавников, двух-трех слоев шерстяных свитеров, халатов и резиновых перчаток цвета советской хирургии, скажу я вам, совсем не просто, но эти большие, ярко накрашенные глаза с поволокой, вызывающе смотревшие на меня из-под марлевой повязки, заставили встряхнуть фартук, повязать его на стройных бедрах и отправиться помогать даме...

Вечерняя урна переполнена жестяными банками, её тошнит ими, и она заваливается набок. Потрепанный жизнью плюшевый лев прячется в кустах, хозяева переросли животное и выселили его из дома – хищник с испугом смотрит на свободу пластиковыми глазами. Вокруг белеют пеньки от свежесрубленных деревьев, рядом валяются их не зажившие лапы, которыми они лезли к людям. Всё это мир, вырванный теплым и холодным светом ночных окон, словно щелчками фотоаппарата. В полночь я возвращаюсь домой после вечерней смены...

И вот на лёд выходит российская фигуристка. Она собрана, все её чувствительные сенсоры выставлены на максимальные значения. Настройка каждой фигуристки индивидуальна – положения ручек программного пульта, расположенного в груди спортсменки держатся в строжайшем секрете в тренерском штабе. Модель отечественной фигуристки новейшее изобретение наших специалистов – она опережает по всем параметрам модели японских и американских конкурентов – профессиональный спорт — это столкновение стальных лбов и множества тончайших нюансов...

Стальная лодка, доверху нагруженная пресс-формами со свежесваренной ветчиной, медленно выплыла из глубины печи – её разгоряченного пищевода. Жир, сочащийся из стыков прижимных колодок, пузырился в упаковочном целлофане и превратился бы в мерзкую студенистую массу при остывании в камере хранения, но моя задача охладить ветчину как можно быстрее – таково распоряжение небожителей. Я беру поливочный шланг и запускаю ледяную струну в лодку – от неё идет пар, жир брызжет по стенам и растекается гнойными узорами...

Время не властно надо мной – оно летит себе где-то в стороне, не замечая меня и я его не ощущаю в ответ. Как-то незаметно промчался месяц по земному времяисчислению. Уже месяц как я беспощадно привыкаю к столице, а она ко мне. Уже месяц как я приспособился к горбатому дивану, подложив в глубокие пролежни старые покрывала и застелив всё это дело ортопедическим матрасом, доставшимся от соседей. Он свисал с дивана на добрую ладонь и приходился не по размеру полуторной мебели, но даже они довольно скоро привыкли друг к другу...

Мы плыли по разделочному цеху в резиновых сапогах, утопая по щиколотку в животном жире, перемешанном с ядовитого цвета рассолом и кровью, текущей рекой с обвалочных столов на плитку, и дальше к сливным решеткам - к желобам, бегущим точно к реке, родившей ужас и мрак - Стикс. Под аккомпанемент совершенно адского оркестра, состоящего из визжащих дисковых пил, разрезающих кости позвоночников, ребер и прочих копытных конечностей, лязга холодного оружия самой разнообразной конфигурации, грома транспортера...