Екатерина Донская

Два полудня спустя дождь перестал. «Хоть что-то», - подумала гнома. Дорогу развезло окончательно. День был пасмурный, но не душный. Под ногами хлюпала мокрая жижа. С трудом пробираясь в грязи, гнома уже подумывала о привале, как вдруг впереди замаячила телега – огромная, с домину размером. Тут и там свешивались тщательно завёрнутые тюки да торбы. «Не иначе, торговцы», - решила Мьёльфа. Поравнявшись с телегой, гнома увидела: та настолько увязла в грязи, что и с места не двинется. У телеги стояла пара торговцев самого мужицкого вида. – Хорошего дня, люди добрые! - приветствовала их Мьёльфа, - Не нужна ли помощь какая? Те с недоверием покосились на гному...

Вот и окончены сборы. Мьёльфа ещё раз обвела взглядом пустую избу. Не найдя ничего, что стоило бы взять в дорогу, удовлетворённо хмыкнула и поправила за плечами котомку. Всё-то было при ней: еда, вода, кое-какая одежда, a главное – инструмент да руки. Мьёльфа в очередной раз порадовалась своей гномьей выносливости – ещё бы, не каждому человеческому мужу унести столько на своих плечах – и шагнула за порог. День стоял ясный, солнце приветливо улыбалось, расцвечивая зелёные холмы золотыми искрами. Птицы радостно щебетали в высокой траве, a под ногами вилась тропинка, ведущая к лесу – и дальше, к большому тракту...

В печурке мерно потрескивали дрова. За небольшим слюдяным окошком – снег. В высоких сугробах синели глубокие свежие следы. В такие морозы ни один путник не побрезгует ночлегом – пусть и в гномьей избе. Ишигаки у кочевников, сиртя и двергены – у иных народов, сами гномы оставались верны собственному имени. Гомон-гомон-гномон-гномы… Так назвались они, и так будут зваться веки вечные. Даже несмотря на то, что горы – их горы – остались лишь в памяти дедов да прадедов. Путник устало сел на предложенный стул и вытянул ноги в огромных сапожищах. Суетливая хозяйка – приземистая даже для хладокорской гномы да с носом почище иного горба – торопливо обмела его лохматым веником...