One City Tree

В дачное окно бьется упрямый мотылек. Его намерения понятны: внутри горит свет, снаружи темно, и мотыльку кажется, что он летит к солнцу. Он бьется и бьется о стекло. Я смотрю на него изнутри и думаю о том, что мотылек глуп. Он сам не понимает своего счастья, которое заключается в том, что стекло не дает ему залететь внутрь. Что ждало бы его внутри? Он кружил и кружил бы около электрической лампочки, круги становились бы всё меньше, пока он не влетел бы в лампочку и не сгорел. Таковы дефекты ориентации мотыльков в пространстве, что любой свет им кажется солнцем...

Затянувшийся недокарантин похож на бесконечный декрет. Такое же безвременье. Каждый день – как день сурка. Я встаю, мы с ребенком завтракаем, потом работаю, потом обедаем… Готовка, уборка, работа, игры – всё в одном месте. Сижу за компьютером в спортивных штанах, как заправский фрилансер. Волосы за два с половиной месяца отросли, и приходится закалывать их в пучок. На мне оранжевая футболка и теплые тапочки. Никакого макияжа, рядом с мышкой беспалевно лежит шоколадка. Неужели я когда-то носила...

Вчера захожу в метро, собираясь ехать к зубному врачу. Экипирована как предписано: маска (самодельная), перчатки (хлопковые), пропуск (электронный) и карта «Тройка» (привязана к пропуску накануне). Пока кладу деньги на «Тройку», слышу диалог: - Почему не срабатывает моя карточка? Я же привязала ее к пропуску? – жалобно говорит женщина средних лет. - Вы давно ее привязали? – спрашивает контролер. - Час назад… - Надо за пять часов привязывать! Уходите и приходите через пять часов. - Но у меня заболел зуб, я с острой болью еду к врачу, - оправдывается женщина...

Мой дедушка Иван Абросимов прошел всю войну. Он родился в 1921 году, и в 1941 году ему было 20 лет. Мало кто из его поколения пережил страшные военные годы. Когда началась война, деда уже призвали в армию. В апреле 1940 года он стал курсантом 1-го отдельного дивизиона бронепоездов, а с февраля 1941 года по июнь 1942 года обучал новобранцев в 1-ом учебном полку бронепоездов в должности командира пулеметчиков отделения станковых пулеметов. С июня 1942 года до конца Великой Отечественной войны воевал...

Ура, майские праздники! Вчера на выезде из Москвы были традиционные пробки. Несмотря на самоизоляцию, народ устремился за город, на шашлыки. У кого есть дача, будет жарить их на своем участке, а у кого нет – просто на природе, например, возле озера или в лесу. В нашей подмосковной деревне тоже много приезжих. Это связано с тем, что здесь есть большой пруд, который выкопали еще в советское время для разведения рыбы. Потом СССР закончился, рыба осталась мечтой, но пруд сохранился. Он стал любимым местом отдыха окрестных жителей...

Говорят, что в наше свободное время и жена, и муж могут быть старше своей половинки, но при этом счастливы в браке. В пример приводятся звезды и известные люди, типа Аллы Пугачевой или Надежды Бабкиной. А вот какая история произошла в реальности. Жила-была девушка Алла. Еще в институте она вышла замуж за Ивана, своего сокурсника, и родила дочь. Жили они с Иваном вместе с его мамой. Вроде и нормально жили, да только от природы был Иван нелюдимым и необщительным. Если гости приходили, он иногда и не здоровался с ними, так не любил гостей...

Оксана плакала в трубку: - Вот уже три недели сидим в жесткой самоизоляции, в деревне. И муж совсем потерял ко мне интерес! Раньше, бывало, приду с работы, он целует, утром обнимает. А теперь – ничего… - Ну вы же в деревне сидите. Ты, наверное, голову не моешь? - Мою. Но редко. Тут с водой сложно, ты же знаешь. Но вот вчера помыла, а муж даже внимания не обратил, – обиженно сказала Оксана. Оксане 35 лет, они с мужем, ее родителями и ребёнком трех лет самоизолировались в деревне. Оксана с мужем работают на удаленке...

На непонятном карантине в городе сидеть гораздо сложнее, чем в деревне. Вот уже 2,5 недели, как мы всей семьей живем на даче в Подмосковье в 100 км от Москвы. Это дом в деревне без особых удобств, зато со своим участком, на котором можно гулять с ребенком. Магазина в нашей маленькой деревне нет никакого, нет его и в большой соседней деревне. До ближайшего магазина нужно ехать на машине – теперь, видимо, только с цифровым пропуском. Мы пока еще не пробовали его получать. В минувшее воскресенье мы одним днем ездили в Москву...

Апрель – красивый месяц, но противоречивый. Вроде и солнышко начинает светить по-настоящему, а вдруг раз – и небо темнеет, набегают черные тучи, и выпадает снег. Он быстро покрывает землю с начавшей пробиваться юной травкой. Снег засыпает дома и деревья, и кажется, будто не в свою пору пришла настоящая зима. Все укрыто белой пеленой, нежные пушистые почки на вербе совсем озябли и рады бы вернуться к прежней спячке, но пути назад нет. Синенькие цветы пролески робко выглядывают из-под снега. А ночью, когда подмораживает, деревья, трава и цветы рады сильнее укутаться в плотное белое одеяло...

В моменты кризисов и эпидемий на кого наша надежда, как не на истинный глубинный народ? Исконность, посконность и дубина народной войны, жесткий ответ таинственному западному врагу – вот это вот всё. Но кто же он – глубинный народ? Может быть, это я, московский хипстер, в своих новеньких ботинках «Тимберленд»? Или, может быть, это молодая мама с измученным лицом, медленно влекущая тяжёлую коляску по разбитому тротуару? Или вон тот мужчина в грязной куртке, что купил полторашку пива и бережно несёт её домой? А где живёт глубинный народ? Наверное, в глубинке...

С утра снова идет дождь, и кажется, что на улице не весна, а бесконечная осень. Капли воды устало падают на размокшую землю. Природа пожалела красок для ранней весны в наших широтах, отдав предпочтение суровому монохрому. Серое небо, бледно-серые остатки снега с черными краями, грязно-коричневая голая земля и черно-коричневые деревья с обнаженными ветвями. Серый и землисто-коричневый – только два цвета для целого города! На пустых газонах сиротливо лежит разный мусор: окурки, бумажки, остатки реагентов...

Старинным часам в нашей прихожей уже больше века. Мне они перешли от покойной бабушки, а ей достались от ее тетки. Эту тетку звали Ольга, и судьба ее была необычной. Она была дочерью кухарки и кучера, живших при барском доме в Москве еще до революции. Девочка Оля была их старшим ребенком. Когда она родилась, барыня разрешила оставить ее жить в своем доме и даже воспитывала вместе со своей дочкой, ровесницей девочки. Оля стала подругой хозяйской дочки, получила хорошее домашнее образование и на всю жизнь приобрела утонченные манеры...