Александр Розин

Я очнулся в кровати, на мгновение показалось, что мне всего лишь приснился кошмар. Пытался вспомнить произошедшие в нем события, но картинка постепенно смазывалась и ускользала, как всегда бывает со снами, странными и неуловимыми. Но затем я почувствовал перемены в теле. Мои груди увеличились, набухли. Я осмотрел свои руки и удивился тонким кистям и длинным пальцам. Прямо как у Лизы. Сердце екнуло, я запустил дрожащие руки в волосы. Длинные, а у меня были короткие. Я рванул клок волос. Рыжий.  – Нет, нет, нет, – шептал я не своим голосом...

Она была в точности такой же, какой я себе ее представлял каждый раз, когда вспоминал о ней: рыжие волосы, веснушчатое вытянутое лицо, острый носик и стеклянные, безжизненные серые глаза. Стройная и необычайно красивая, она стояла передо мной в слегка великоватой пижаме.  Чердак выглядел совсем иначе, чем остальной дом: необычайно спокойно и ничуть не мрачно. Здесь в запотевшее круглое оконце пробивался свет. Как же я соскучился по солнцу!  Я осмотрелся. Все предметы на месте, как и в реальности: сломанный канделябр, полупустой ящик с игрушками и две простыни...

Страх и одиночество рождают ненависть. Сколько бы родители не обвиняли Лизу во всех грехах, они взрастили монстра, потому что сами были чудовищны.  Я очнулся на кухне. На столе, на стенах, на полу, в воздухе крутились пустые пожелтевшие страницы, обрывки воспоминаний. Они все говорили, голоса сливались в мучительную какофонию. Я закрыл глаза и схватился за первый попавшийся лист, посмотрел на него. Он был особенно ветхий, порванный и помятый. Это не мои воспоминания… – Даже родители хотели моей...

Я рос очень любопытным ребенком, мне все хотелось знать: кто живет на дне колодца, как волки съедают заживо лошадь, что сестра делает в лесу поздно ночью. Истории и слухи учат меня, что за любопытство всегда приходится платить, но беды чудом обходили меня стороной. Это не простое везение, теперь то я понимаю. Все дело в моей любимой сестренке. Любопытство – порок, а вместе с развязанным языком превращается в смертный грех. Некоторым вещам лучше оставаться сокрытыми. Когда я собрался с силами, то двинулся дальше, по следам, оставленным стремительным неведомым существом...

Не могу сказать точно, сколько времени я полз по узкой норе, опутанной черными сухими корнями. Мне постоянно казалось, что земля вот-вот обрушится, что это место станет мне могилой. Корни вели себя как живые, постоянно цеплялись, пару раз я останавливался, чтобы сорвать их с одежды, это только подпитывало тревогу. Наконец, я выбрался из адского туннеля, прополз на коленях несколько шагов и упал на сухую траву, пытался отдышаться. Из горла вырывались стоны и хрипы. Неизвестно, сколько времени прошло с тех пор, как я попал сюда, но это самые тяжелые минуты моей жизни...

Лунная дорожка пролегла от окна с кроваво-красными шторами к прелестной дубовой кровати. В кровати, как в спичечном коробке, лежал старик с болезненным лицом, худой как спичка. Рядом с ним на табурете сидел некто, незваный гость, его лисьи глазки бегали то по старику, то по своей рапире, лежавшей на коленках.      «Надо же, – подумал Гость, – Выглядит как мертвец, даже хуже, а все еще жив».      Наследников собралось великое множество, и они уже давно все между собой поделили. Однако есть проблема: старик не спешил умирать...

Я пытался сопротивляться, клянусь, пытался ее удержать. Когда меня избили настолько, что я не мог ходить, полз за толпой, не оставлял попытки ее остановить. Лиза билась в панической истерике, от этих криков невозможно найти себе место. Кто-то поднял меня за волосы и поставил на колени. Я увидел перед собой кучу сваленных веток вокруг вкопанного в землю шеста. К этому шесту ее привязали. Мое сердце остановилось на секунду, когда огонь стал сжирать хворост и подбираться все ближе к ее ногам. Ужасный крик боли сотряс воздух, вороны взмыли в небо, я закрыл ладонями уши и разрыдался...

Я не из тех людей, которые бессмысленно верят в чудеса или магию. Возможно, во мне есть такая сторона, а если она присутствует, просыпается она изредка, особенно за просмотром чего-то мистического. Но обычно я отношусь к этому скептически. Посмотреть и забыть. Вдруг когда приходила тьма, все быстро засыпали, но не я. Долго вертись в постели с боку на бок, пытаясь проникнуть в свои удивительные сны. И мне это не очень удавалось, потому что в комнате раздавался странный шорох. С каждым разом, он был все громче и громче...