Вместо книжек

Виолончель нетерпеливо щёлкала смычком, поглядывая в другой конец зала, где на постаменте стоял чёрный кувшин. Кувшин был красив. Его пояс огибала золотая полоса, похожая на ленту, и такая же овивала его горло.

Осторожно наступая на ветки и стараясь не издавать звуков, К. подошёл к двери и дотронулся до ручки. Ручка громко заорала и К. от неожиданности проснулся, но быстро уснул обратно. Из распахнутой двери в лицо дул прохладный ветерок.

Делая очередной круг по маленькой комнате, Митя заметил, что звуки, хоть и стали тише, больше не пробиваются как сквозь одеяло, а через пол босыми ногами чувствуется земля восемью этажами ниже, с мелкими камушками и пробивающимися сквозь последний снег цветами.

И когда съехали от Ежа все, включая последнюю Кукушку, он остался один в своей тесной и пустой скорлупе. Потолок всё ещё был украшен разноцветными лентами, а окна лиловыми свечами и брызгами воска.

Сквозь стиснутые зубы проглядывался свет.

И только во вновь приближающихся звуках затаивший дыхание, допустим, Георгий, услышал что-то знакомое и радостное, тёплое, но вместе с тем и пугающее. Наступал день.

Кролик поторопился выглянуть в окно, но следов лыж Ежа уже почти не было видно, как и следов лап. Перед домом раскинулось нетронутое снежное поле. Посмотрев на него, Кролик подумал, что как будто весь мир сейчас родился заново.

А уж после того, как Яблоко скатилось на пол и укатилось за холодильник, вздохнулось всем легче. Яблоко поглядывало из-под холодильника с любовью, а настенные часы стали бить вовремя, как и прежде.

После того, как Ёж растерял половину своих иголок в схватке с наглым мухомором, он поначалу расстроился, и расстраивался долго, и так бы и ходил расстроенным до сих пор, если бы в один день просто не перестал грустить, и ничто на это не повлияло.