Толстиков Николай

рассказ 1 Спасскому монастырю под Городком досталось. В давние времена, в польско-литовское нашествие, его не смогли взять приступом разъяренные воровские рати; не в столь же отдаленные — коммунарские — без всякого штурма одолел его один местный ярый активист, свой русский, Никаха. В годах мужик, не безусый глупый парень, но бегал на полусогнутых с оравой городковских голодранцев за хмурыми сосредоточенными «чернышами», облаченными в кожаные тужурки, услужливо подсоблял им вытаскивать из монастырских...

Нина Ивановна, спустя много-много лет, все-таки вернулась однажды в Ильинку. В храме она остановилась перед кануном, сжимая в руке пучок простеньких свечечек; зажигая и расставляя их, шептала имена, на мгновение воскрешая в памяти полузабытые лица давно ушедших. Вошла сегодня в храм Нина Ивановна без опаски, не остерегаясь осуждающего чужого глаза, не как в далекой юности... Тогда все ее еще звали просто Нинкой-Ниночкой. Она собиралась идти учиться в десятый класс, когда ее отца, подполковника, заместителя командира танковой части, из города в Подмосковье перевели в глухую северную глубинку...

Девчушка лежала на боку на асфальте, поджав к животу ноги в дешевеньких джинсах и неестественно вывернув кисти рук с длинными тонкими пальцами с посиневшими заостренными ногтями. Соломенные, стриженные в "скобу" волосы, рассыпаясь с затылка, уже стали приклеиваться к луже застывшей крови. С белого, как мел, лица смотрел незряче-жутко застекленевший, с уплывающим под веко зрачком, удивленный глаз. Роман Ропшин со своими думками спешил домой из редакции областной "молодежки", где работал корреспондентом...

Ильич стоит к храму боком, вроде как бы с пренебрежением засунув руки в карманы штанов и сбив на затылок кепку. На пьедестале – маленький, в свой натуральный рост, измазан черной краской. Храм в нескольких десятках метров от статуи, в окружении рощицы из старых деревьев, уцелел чудом на краю площади в центре города. Всегда был заперт на замок, окна закрыты глухими ставнями. Однажды в его стенах опять затеплилась таинственная, уединенная от прочего мира церковная жизнь… Но и на пустынной площади...

ПРИСОСЕДИЛИСЬ На заре советской власти в моем родном городке тоже предавались всеобщему безумию – переименовывать улицы. Прямо пойди – Политическая, вбок поверни – Карла Маркса. Проходя по центральной улице, спросил я у девчонок из местного сельхозколледжа: знают ли, в честь кого улица названа – Розы Люксембург? Те хихикнули, блеснув белыми зубками: – Да в честь какой-то международной “прости-господи”! А уж кто такой по соседству Лассаль, не каждый здешний учитель истории наверно ответит...

Сергей Петрович Козырев за многие годы научился подавлять в себе всякое, даже малейшее воспоминание о тесте своём, священнике Андрее Введенском. И в семье о нём была истреблена всякая память; дозволялось лишь упоминать о нём матушке попадье и то, помянувши невзначай, она, косясь на зятя, испуганно замолкала, пусть и была в его доме нечастой гостьей, а жила-поживала одинёшенька в дряхлой хибарке на краю церковного погоста. «Чтоб не дразнили нас поповским отродьем, не утыкали тем дочь нашу!» - твёрдо говорил Сергей Петрович жене, и та соглашалась с ним...

Тридцать сребреников Писатель служил диаконом в храме. Дожил и дослужил он до седой бороды; писателем его никто не считал и называл если так – то по-За глаза, ухмыляясь и покручивая пальчиком возле виска...

БЕССРЕБРЕНИКИ Триня и Костюня – пожилые тюремные сидельцы и не по одному сроку за их плечами: то кого побили, то чего украли. И тут долго на волюшке ходить, видать, опять не собрались: подзудил их лукавый в ближней деревне церковь “подломить”. Двинулись на дело глухой ночью, здоровенным колом приперли дверь избушки, где дрых старик-сторож, оконце махонькое – не выскочит, и, прилагая все нажитые воровские навыки, выворотили четыре старинных замка на воротах храма. Побродили в гулкой темноте, пошарились с фонариком...

Вторая натура длинноносый, в очочках, слегка прощелыговатого вида, местного пошиба чинуша голубок был еще и уполномоченным по делам религии при райисполкоме. Времена наступили уже “горбачевские”, в отличие от своих предшественников, голубок настоятеля храма в городке не притеснял, постаивал себе по воскресным службам скромненько в уголке возле свечного ящика...

СВЯТОЙ В разгар грозы молния ударила прямо в купол колокольни стоявшей на бугре, на отшибе от городка, церкви. Вспыхнуло гигантской свечой, даром что и дождь еще не затих. Пусть и времечко было советское, атеистическое, храм действующий, но народ тушить пожар бросился дружно. Потом батюшка одарил особо отличившихся мужичков полновесными червонцами с ленинским профилем. Мужики бригадой двинулись в “казенку”, событие такое отпраздновали на полную катушку. Потом постепенно, по прошествии лет, все бы и забылось, кабы не опоек Коля – в чем только душа держится...

Советское воспитание Из трапезной храма подкармливают бомжей. Повариха выносит им на улицу кастрюлю с супом. Минута – суп проглочен. С пустой посудиной в руках стучится в двери пьяненькая пожилая бомжиха, говорит деловито: – «Второе», пожалуйста!.. И десерт!