Евгений Якушев

В совхозе я учился год, заканчивая восьмилетку и потом еще четыре года в техникуме, потом ушел в армию. За это время умерло много моих знакомых, и людей постарше. Вадик-очкарик, фамилии я не помню, сошел с ума. Рак мозга. Женька Тумаев. Рак крови. Серега Тананыкин, парень двухметрового роста мастерски игравший в баскетбол - рак прямой кишки... Да нет смысла перечислять. Что они знали о радиации? Что я знаю о радиации? Да и вообще что могут знать о радиации люди, годами живущие на этой земле. Люди, умирающие с завидной регулярностью от рака, лейкемии, и еще какой нибудь страшной herni...

Что я знаю о радиации? Что о радиации знал Серега Струков, в свои 16 неполных лет? Уж о лошадях Серега знал точно намного больше. Лошадь, даже беспородная и старая всё равно вызывает трепет в мальчишеском сердце. А лошади в совхозе техникуме были породистыми. Бракованными немного, правда. Но ведь то для ипподрома бракованные, списанные. А для захудалого совхоза это были волшебные, грациозные создания, из сказок и древних мифов. Мы были готовы очищать за ними загоны, возить силос и сено и скидывать в овраг за конюшней телеги лошадиного говна...

Что я знаю о радиации? Давным давно, когда небо было выше, трава зеленее, а апельсины и вовсе являлись заморским чудом, будучи неунывающим, шкодливым, но беззлобным мальчишкой, с интересом разглядываю целую кипу изодранных, желтых плакатов. Плакаты висят в кабинете русского языка и литературы. Они грубо прикручены рыболовной леской к строительной дранке, так чтоб их удобнее было вешать на гвоздь, либо на угол вусмерть убитой грифельной доски. Это шедевральное творение - результат похмельной сноровки учителя по труду...

Ветер ревёт. Угрюмо. Глухо. Но в то же время с необыкновенной низкочастотной мощью, точно гигантский урчащий организм.Тугая стена холодного воздуха давит так, что стоять трудно. Приходится наклонять корпус навстречу порывам ветра. И даже этих усилий мало.Нужно всё время балансировать в попытке удержать шаткое равновесие. Тем более что он, ветер, жульничает...После особенно сильного толчка, он вдруг неожиданно ослабляет напор до минимума, чтоб затем снова ударить с двойной яростью.Ощущение давления усиливает тусклое, то ли рассветное, то ли вечернее небо...

Шина лопается всегда неожиданно. Когда сидящий напротив старик с тощими костлявыми руками и бьющейся жилкой под морщинистым веком пустил слюну во сне. Когда от монотонного, но упорно-кряжистого звучания мотора сам начинаешь проваливаться в желтую трясину полудремы. И когда бессмысленная трескотня двух недозревших, но уже набивающих себе ватой засаленные лифчики девок уже не раздражает, а воспринимается как фон. Фон из старой, видавшей виды, компьютерной моно колонки. Лопается глухо. Абсолютно неощутимо в первое мгновение...

Сверху видно все совсем в ином свете. Не то чтобы богаче и ярче, а наоборот. Мелко. По-игрушечному. Так же как и издалека. Хотя парадокс в том что вблизи вообще ничего не видно. Расширенные поры, мелкие родинки, которые кажутся огромными, комки черной туши на грубых ресницах и застрявшее между зубов малиновое зернышко. Вот и все. Никаких тебе бездонных глаз, прелестной улыбки и удивленного взлета бровей...

Видишь и знаешь, что это обязательно случится. Но наблюдаешь, как будто со стороны, машинально барабаня пальцами по zasrannomu мухами столу с валяющейся на нем сломанной сигаретой. Видишь и уверен, что будет так и только так. Наверное, скорее, инстинктивно понимая, что никакие усилия ничего не изменят,...

У кошака был цел позвоночник, но, скорее всего, были раздроблены кости таза. Так сказал братуха, который до службы в погран окончил ветеринарный. Да собственно, не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы определить это. Более того, судя по его тугому, распухшему как школьный барабан животу, у него был поврежден кишечник. Шансов выжить у него не было никаких. Абсолютно. Я подобрал его из сострадания, непостижимым образом едва не споткнувшись о его изуродованное тело, которое он, каким то чудом, еще мог передвигать передними лапами, обнаружив его только по свистящему, хриплому дыханию...